Джим Томпсон - Кидалы

Возможно, она была чересчур настойчива — мужчины не любят, когда их подталкивают к чему-то слишком явно. Возможно, ее интерес к Лилли Диллон оказался ошибкой: мать — чувствительная тема для любого мужчины. Но это не важно. То, что она предложила, было надежно и разумно. И выгодно им обоим.

Так и должно быть. И если он только...

Он о чем-то спросил ее, и, когда она повернулась к нему, все еще погруженная в свои мысли, ее лицо состарила ненависть. От неожиданности он отпрянул.

— Эй, — нахмурился он. — Что это с тобой?

— Ничего. Просто задумалась. — Она улыбнулась, и ее лицо так быстро приняло привычное выражение, что он засомневался в том, что видел. — Что ты говорил?

Он покачал головой: он уже и не помнил, о чем спрашивал.

— Может, леди, вы откроете мне ваше имя? Ваше настоящее имя.

— Ну хотя бы Лэнгли?

— Лэнгли? — Он удивился, а потом воскликнул: — Лэнгли! Ты имеешь в виду Фермера? Ты работала с Фермером Лэнгли?

— Именно так.

— Надо же... — Он помедлил. — А что с ним случилось? Я слышал множество разных историй, но...

— То же, что случается с ними со всеми — то есть с большинством. Его доконали пьянки, наркотики и дороги.

— Ясно, — сказал он. — Ясно.

— Тебе нечего волноваться. — Она прижалась к нему, неверно истолковав его реакцию. — Все это в прошлом. Теперь есть только Мойра Лангтри и Рой Диллон.

— Он жив?

— Может быть. Я, правда, не знаю, — сказала она.

А могла ответить: «Мне наплевать». Потому что внезапно она открыла — и не удивилась этому открытию, — что ей действительно все равно, что она никогда на самом деле его не любила. Будто тогда, как и многие другие, она находилась под давящим гипнозом его личности, словно он заставлял ее идти одним путем — своим, который и объявлял единственно верным. И все время она неосознанно сопротивлялась, медленно взращивая в себе ненависть к той своей жизни, — да и что это была за жизнь для молодой привлекательной женщины, жизнь, совершенно непохожая на ту, о которой она мечтала.

Во всем этом не было ничего ясного и определенного. Того, чего бы она сознательно боялась или в чем ей следовало бы признаться. В глубине души она все понимала и чувствовала себя виноватой. И потому, когда все подошло к концу, она должна была о нем позаботиться. Но даже это желание обернулось местью, последним ударом, толчком в спину над обрывом, — и, бессознательно понимая это, она все больше ощущала собственную вину и его постоянное мучительное присутствие. Теперь же, когда ее чувства обнажились, она поняла, что нет и никогда не было того, за что ей нужно чувствовать себя виноватой.

Фермер получил то, что заслужил. И каждый, кто пытается лишить ее желаемого, заслуживает той же участи.

Когда поезд въехал в Лос-Анджелес, была четверть десятого. Они позавтракали в привокзальном ресторанчике. Потом пробежались под мелким дождиком к машине и отправились к ней домой.

Она быстро разделась и обернулась к нему, протягивая руки. Он обнял ее, поцеловал, но в глубине души ощутил легкую отстраненность: ее поведение его слегка насторожило.

— Ну же, — сказала она и потянула его в гостиную. — К делу.

— К делу? — Он неловко рассмеялся. — Прежде чем мы к нему приступим, давай...

— Я могу без проблем наскрести десять штук. Вместе с твоими получается где-то двадцать — двадцать пять. В Оклахоме есть одно место, очень подходящее, если у тебя настоящие камешки. Не хуже Форт-Уорта в старые времена. Бизнес можно перенести туда...

— Погоди, — сказал Рой. — Тихо, тихо.

— Будет здорово, Рой! Скажем, десять штук на развитие бизнеса, десять на камни и десять...

— Я сказал, притормози! Не гони! — произнес он, уже разозлившись. — Я не говорил, что собираюсь войти в долю.

— Что?! — Она ошеломленно посмотрела на него, взгляд ее застыл. — Что ты сказал?

Он повторил, попытавшись улыбкой смягчить ответ.

— Ты называешь сумасшедшие цифры. С чего ты взяла, что у меня есть столько денег?

— Я уверена! Иначе и быть не может! — Она снисходительно улыбнулась ему, словно учительница, выговаривающая ученику-шалуну. — Ты же и сам это знаешь, Рой.

— Вот как?

— Ну конечно. Я видела, как ты работал в поезде, — с тобой никто не сравнится, уж я-то знаю. За один вечер так не научишься. На такое мастерство уходят годы, и у тебя с этим ремеслом долгий роман. Живешь на жалованье служащего и дуришь лохов...

— Я и сам попадался. Дважды за последние два месяца. Один раз оказался в больнице, да и в Сан-Диего сегодня...