Халлдор Лакснесс - Свет мира

В спешке, охватившей всех после того, как пароход прогудел в третий раз, она забыла отказаться от его помощи, он взял ее чемодан, и они поднялись на палубу. Там толпилось множество людей, которые прощались друг с другом. Она подошла прямо к поручням, все еще высматривая кого-то на берегу, а он стоял поодаль и смотрел на ее легкий профиль, на тонкую нежную шею, на округлость груди, скорее воображаемую, чем существующую на самом деле; и все-таки она уже не была ребенком: линия ее ног, которая была так красива сверху донизу, что в сравнении с ее ногами все другие казались грубыми, именно эта линия от бедер до щиколоток вырывала ее образ из мира бесполых детских видений и возвращала в наш мир, где стираются границы между красотой и ее противоположностью. Больше скальд не мог сдерживаться и снова заговорил с ней:

— Тебя зовут Бера?

К своему неудовольствию, она обнаружила, что этот надоедливый человек все еще стоит рядом с ней, но она не умела сердиться и ответила на его вопрос коротким бесцветным «нет», покачала отрицательно головой и снова в печальном ожидании уставилась на берег.

Прогудев в последний раз, пароход подождал еще несколько минут. И в то самое мгновение, когда он отчалил, девушка вздохнула с облегчением, перегнулась через поручни и закричала:

— Папа! Папа! Я тебя так ждала, почему ты опоздал, теперь я даже не смогу попрощаться с тобой!

Ее отец был высокий худощавый человек средних лет с сединой на висках. Но несмотря на то, что лицо у него было отекшее и небритое, а шляпу он, очевидно, по ошибке взял у какого-то бедняка, и хотя он был изрядно пьян, по нему сразу было видно, что он знавал лучшие дни. Его одежда, черты лица и осанка хранили следы благородного происхождения и образованности, которых не изгладили никакие житейские крушения. Он подошел к самому причалу, сорвал шляпу и судорожно, с безумным отчаянием прижал ее к груди; слезы ручьем катились у него по щекам.

— Милое мое дитя! — кричал он, рыдая. — Единственная радость моего сердца, во имя всемогущего Бога умоляю, не покидай меня! — Он продолжал мять шляпу, простирая руки вслед пароходу, но стоявшие рядом мужчины схватили его и оттащили от края, чтобы он не упал в воду.

— Что мне делать? — кричал он тем, кто спас его от падения. — Ее мать умерла, она единственная, кто у меня остался, и вот теперь я потерял ее!

— Папа! — крикнула девушка с большей горячностью, чем можно было от нее ожидать. — Можно, я скажу дяде, что ты приедешь осенью к нам на север?

Но отец или не слышал ее вопроса, или не захотел на него ответить; рыдая, он продолжал кричать вслед пароходу:

— Она моя любовь, мое сокровище, свет моего сердца, во имя Отца и Сына и Святого духа пощадите ее, дайте ей жить, Иисусе всемогущий, защити единственное, что у меня есть, храни ее, мою невинную любовь, как самое драгоценное, что есть на свете!

Пароход уходил все дальше от берега, и скоро отец девушки исчез в толпе на берегу. Зато странный человек, который нес ее чемодан, все еще стоял рядом с ней, и, когда отец уже не мог слышать, что она кричит ему, этот человек сказал:

— Бера, разреши мне помогать тебе вместо него.

В первый раз она посмотрела на него, чтобы понять, кто он такой, но без малейшего желания завязать с ним знакомство, просто в безмолвном удивлении. Наконец она все-таки спросила:

— Почему вы называете меня Берой?

— Мне так сказали, — ответил он.

— Должно быть, вы спутали меня с другой девушкой, — сказала она.

— Нет, — сказал он. — Это ты.

— Кто же вам это сказал? — спросила она.

— Чудесный голос, — ответил он.

— Голос? — изумилась она.

— Этот голос никогда не говорит неправды, — сказал он.

— У вас, должно быть, слуховые галлюцинации, — сказала она.

— Скорее сейчас, чем тогда, — сказал он.

— Откуда вы? — спросила она.

— Из Бервика.

Она не знала этого места, но у нее не было никакого желания расспрашивать о нем, она оперлась о поручни, не обращая больше внимания на скальда, и мысли ее унеслись далеко.

— Ты даже не спросила, как меня зовут, — сказал он.

— А почему я должна спрашивать вас об этом? — удивилась она.

— Не надо говорить мне «вы». Я не привык, чтобы мне говорили «вы», — сказал он.

Она ничего не ответила, не зная, как от него отделаться.

— Меня зовут Льоусвикинг, — сказал он.

— А-а, — сказала она.

Некоторое время она задумчиво следила за игрой света на поверхности воды, но вдруг вспомнила о своем чемодане. Чемодан стоял там, куда скальд поставил его во время посадочной толчеи.