Эрнест Хемингуэй - За рекой, в тени деревьев

– Молодая девушка, – поправил его Gran Maestro, улыбаясь во весь рот. Настроение у него было хорошее, ибо день еще только начинался.

– Эта молодая девушка хочет так позавтракать, чтобы никогда уже больше к этому не возвращаться.

– Понятно, – сказал Gran Maestro; он поглядел на Ренату, и сердце у него в груди перекувырнулось, как морская черепаха в океане. Редкостное ощущение, мало кому на этом свете удается его пережить.

– Что ты будешь есть, дочка? – спросил полковник, любуясь ее утренней, ничем не прикрашенной красотой.

– Все подряд.

– Может, ты все-таки уточнишь?

– Чай вместо кофе и все, что Gran Maestro удалось для меня припасти.

– Старыми запасами, дочка, я вас кормить не буду.

– Дочкой зову ее только я.

– Я это сказал от души. Мы можем fabricar 49rognons 50, зажаренные с шампиньонами. Грибы собрали люди, которых я хорошо знаю. Или вырастили у себя в сыром погребе Могу подать омлет с трюфелями – их вырыли очень благородные свиньи. И канадскую грудинку, полученную но случаю из самой Канады.

– Все равно откуда, – сказала девушка, улыбаясь и не теша себя пустыми иллюзиями.

– Все равно откуда, – серьезно повторил полковник. – Я-то уж знаю откуда. Ну ладно, пошутили, и хватит. Давайте теперь поедим.

– Если это не очень нескромно, я бы и сама была за это.

– А мне принесите флягу вальполичеллы.

– И больше ничего?

– Порцию грудинки, если она и правда из Канады. Он поглядел на девушку, потому что теперь они остались одни, и сказал:

– Ну, как ты, прелесть моя?

– Наверно, я очень хочу есть. Но спасибо тебе за то, что ты сегодня добрый так долго.

– Мне это не было трудно, – объяснил полковник по-итальянски.

Они сидели за столиком и любовались, как утренний беспокойный свет золотит воду канала. Теперь, на солнце, вода была уже не серая, а желто-серая, и волны шли навстречу отливу.

– Мама уверяет, будто не может подолгу жить в Венеции, потому что тут нет деревьев, – сказала девушка. – Она то и дело уезжает за город.

– Все ездят за город, – сказал полковник. – Мы могли бы посадить деревья и здесь, если бы нашли дом с мало-мальски приличным участком.

– Я больше всего люблю ломбардские тополя и платаны, но я в этом плохо разбираюсь.

– Я тоже их люблю, однако мне нравятся и кипарисы и каштаны. Обыкновенные каштаны и конские. Но настоящих деревьев, дочка, ты не увидишь, пока мы не поедем в Америку. Вот тогда ты посмотришь, что такое белая сосна или желтая сосна.

– А мы их увидим, когда поедем путешествовать и будем останавливаться на всех заправочных и общественных станциях, или как там они у вас называются?

– Туристские лагеря, – сказал полковник. – Мы будем там останавливаться, только не на ночь.

– Мне ужасно хочется подкатить к общественной станции, шваркнуть об стол деньги и крикнуть: «А ну-ка, Мак, заправь машину и проверь масло!» – как это делают во всех американских романах и фильмах.

– Их называют заправочные станции.

– А что же тогда общественная станция?

– Общественные бывают не станции, а уборные. Куда ты заходишь, когда…

– А-а… – сказала девушка и покраснела. – Извини, пожалуйста. Я ужасно хочу научиться правильно говорить по-американски. Но, наверно, еще долго буду путать, как ты по-итальянски.

– Язык у нас очень простой. И чем дальше на Запад, тем он проще и яснее.

Gran Maestro подал завтрак, и хотя блюда были покрыты серебряными крышками, они почувствовали аромат жареной грудинки и почек, отдающий темным, приглушенным душком тушеных грибов.

– Выглядит это все просто чудно, – сказала девушка. – Большое спасибо, Gran Maestro. Хочешь, я буду разговаривать по-американски? – спросила она полковника. – А ну-ка, приятель, вали сюда! – произнесла она коротко, ткнув рукой, как рапирой. – Жратва мировая!

Gran Maestro ответил:

– Благодарю вас, сударыня.

– Как правильнее сказать: шамовка или жратва? – спросила девушка.

– Одинаково.

– А на Западе так разговаривали, когда ты был маленький? Что там говорят за завтраком?

– Завтрак подавал сам повар. Он бы сказал: «А ну-ка навались, сучьи дети, не то я вышвырну все на помойку!» – Мне это надо выучить и сказать у нас в имении. Как-нибудь, когда к нам приедет в гости английский посол со своей очень скучной женой, я подучу лакея сказать:

«А ну-ка навались, сучьи дети, не то я вышвырну все на помойку».

– Гость мигом вылетит как пуля, – сказал полковник. – Но опыт будет интересный.

– Научи, что мне сказать по-настоящему, по-американски этому рябому, если он, конечно, появится. Я тихонько шепну ему на ухо, будто назначаю свидание, как когда-то делали дамы.