Юнас Ли - Хутор Гилье. Майса Юнс

— Мне казалось, что один из каменных великанов, окружавших меня, как бы говорит: «Эх ты, жалкая, тонконогая козявка! Первый порыв ветра снесет тебя с этих ледников, словно клочок бумаги. Если хочешь знать, что такое величие, равняйся на нас».

— Вы как будто сказали, что в прошлом году получили отличие, да?.. А что, если мы попросим сапожника подбить вечером ваши ботинки?

Это предложение было равносильно приглашению переночевать в доме, что, в свою очередь, позволяло отсрочить до завтрашнего утра просьбу о деньгах.

— Вы очень добры, господин капитан, и я не стану отрицать, что это было бы весьма кстати.

— Йёрген, сбегай к сапожнику и скажи ему, чтобы он взялся за эти ботинки, как только подобьет подковки к моим сапогам, в которых я отправлюсь инспектировать дорогу.

«Ого, — подумал Грип, — значит, он уедет из дому завтра утром. Стало быть, мне все же придется еще нынче вечером попросить его одолжить мне деньги. Вот, пожалуй, теперь, когда дочки убирают со стола, я смогу улучить подходящий момент».

Капитан ходил маленькими шагами взад и вперед по комнате.

— Да, да… Да, да… Грип, не хотите ли взглянуть на отличных поросят?

Студент с готовностью вскочил с места.

Прекрасный выход! Он схватил свою шапку.

— У вас их много, господин капитан? — спросил он с видимым интересом.

— Сейчас увидите… Надеюсь, вы не обидитесь, что я поведу вас через кухню… Мы попадем оттуда прямо на задний двор. Видите, там, в лесу, просвет? Мы валили там деревья два года назад, чтобы построить коровник и свинарник.

Капитан вышел во двор с непокрытой головой.

— Марит, Марит! — позвал он. — Тут хотят взглянуть на твоих поросят. Слышишь, Марит, как твои малыши заверещали… Знаете, Грип, с этой капитальной стеной нам пришлось немало повозиться. Ведь здесь было самое настоящее болото. Вот из того ручья сюда стекала вода. А теперь — видите ту дренажную канаву? Земля стала сухой, как порох.

«Теперь или никогда», — решил Грип.

— Глядите, — продолжал капитан, — вся скотина у нас размещена в таком роскошном дворце…

— Все семь далеров? Простите, я хотел сказать — все пять поросят?..

— Что?

— Отец, вот твоя шапка! — крикнул Йёрген, прибежавший из дому. — К тебе пришли двое из Фоссера. Они ждут…

— Ждут, говоришь? Ладно, сейчас. Мы еще только на минуточку заглянем в конюшню.

Там стояли совершенно мокрые Вороной и Гнедой, которых только что распрягли, и шерсть у них была еще жесткой, как всегда после пахоты.

— Неплохое стойло, а? И смотрите, конюшня совсем светлая; когда лошадь отсюда выходит, ее не ослепляет свет во дворе. Эй, Вороной, ты еще не обсох?

Их обдал теплый, уютный запах конюшни, и Грип наконец вымолвил:

— Господин капитан, у меня к вам настоятельная просьба…

— Ула, — крикнул вдруг капитан, — погляди-ка на ясли Гнедого. Щепки! Этого еще не хватало! Неужто он доски грызет?

— Ха, ха! — притворно засмеялся Ула. — Что вы, что вы, это вам кажется. — Не мог же он в присутствии чужого человека признать, что у новой лошади капитана такой дефект.

Капитан стал пунцово-красным. Он снял шапку и, держа ее в руке, торопливо пошел по двору:

— Вот мошенник, всучил мне такую лошадь!

Судя по его виду, сейчас не стоило обращаться к нему с просьбой.

В тени сеновала капитана ожидали двое мужчин; они поднялись, едва увидев его.

— Разве в такое время беспокоят людей? — проворчал он. — Ну, уж ладно. Поднимитесь ко мне в кабинет.

Капитан пересек двор, заглянул в колодец и, свернув с дорожки, подошел к окнам столовой.

— Девочки!.. Ингер-Юханна!.. Тинка!.. — раздался его громкий голос. — Спросите мать, зачем положили мясо на колодец. Чтобы оно стухло, да?

— Марит вынула его для ужина, — робко прошептала Тинка.

— Ах, вот как… Все равно ему нечего там валяться, еще Догоняй стянет. Покажите студенту сад, и пусть он поест смородины! — крикнул капитан, уже подымаясь по лестнице в кабинет.

Долго между кустами смородины то тут, то там проглядывала голова Арента Грипа, а рядом с ней маленькая головка длинноногой Тинки. Густые каштановые волосы Грипа, едва прикрытые плоской шапочкой, оттеняли белокурые волосы девушки. Юноша говорил, не закрывая рта, и его живые, блестящие карие глаза уже вовсе не казались такими злыми. Тинка испытывала к нему все больший интерес.

На следующее утро Грип нашел у своей кровати починенные ботинки и поднос с чашкой кофе и завтраком. Вечером он предупредил, что собирается уйти пораньше.