Юнас Ли - Хутор Гилье. Майса Юнс

На следующий день мать, как обычно, ходила по дому со связкой ключей, хотя ночью она почти не сомкнула глаз.

Под тяжестью домашних забот она преждевременно состарилась, как и многие другие матери в те времена, состарилась от груза повседневных мелких тревог, от мелочных придирок, от страха, что не удастся свести концы с концами, от необходимости приспосабливаться и стараться всегда казаться беззаботной, хотя все лежало только на ее плечах, — ведь она одна несла ответственность за то, что происходило в доме.

Но, как известно, «матери живут ради детей». Она произносила эту фразу со вздохом, находя в ней утешение.

В то время матери еще не задавались вопросом, обязаны ли они по отношению к самим себе прожить жизнь хоть немножечко для себя.

…Зато дети в этот день были избавлены от занятий, и, едва позавтракав, они гурьбой вбежали в гостиную.

Ломберный стол снова стоял у стены; на нем в беспорядке валялись карты и бумага, на которой записывали счет. Эту бумагу кто-то, свернув в жгут, поджег с одного конца, чтобы прикурить. Служанка, начавшая убирать комнату, положила на стол и все три трубки. Окно было широко распахнуто, хотя ветер рвал с петель скрипевшие рамы, придерживаемые крючками.

В комнате было что-то необычное… то ли запах… не то чтобы хороший запах, нет… но все же что-то было… Запах чего-то значительного.

Во дворе, перед окном, опершись на заступ, стоял долговязый Ула и слушал рассказы Марит про то, как капитан оставил на столе в комнате для гостей полдалера — блестящую, новенькую монетку, а лейтенант положил всего-навсего две двенадцатишиллинговые под подсвечник и как барыня нынче утром делила эти деньги между прислугой.

— Лейтенант оказался не больно-то щедрым, — заметила Марит.

— Да разве ты не знаешь, что лейтенантов расстреливают на месте, если они дают столько же, сколько капитаны? — крикнул ей вдогонку долговязый Ула, когда она вдруг заторопилась в дом, сжимая в одной руке ключ от кладовой, а другой держа ведро с молоком.

Из спальни капитана Йегера все утро доносился громоподобный храп. Гости вообще не ложились, а в шесть часов утра, как только подали сани, они поехали дальше, успев к этому времени прикончить вторую бутылку индийского арака и подкрепившись перед дорогой остатками телячьего жаркого, свиным студнем и водкой.

Итак, день оказался свободным, надо было только как можно лучше его использовать. Сестры возились в прихожей с лыжами, а Йёрген старался перепрыгнуть через ступеньки крыльца.

Вскоре все они уже мчались вниз по длинному крутому спуску мимо коровника; умело балансируя лыжными палками, они неслись всё быстрей, и шарфы обвивали их затылки.

При прыжке Ингер-Юханна потеряла равновесие и едва не… Но нет, она удержалась и не упала.

А случилось это, потому что в момент прыжка она поглядела на окно спальни отца, чтобы знать, наблюдает ли он за ней.

И в самом деле, капитан стоял у окна и одевался. В полдень мать собралась наконец с духом и разбудила его.

Долговязый Ула и Вороной должны были вернуться из Кристиании за три дня до рождества. Дважды в год — перед рождеством и Ивановым днем — они отправлялись в город, чтобы пополнить домашние запасы.

Вот уже девять дней, как они были в пути. Но при такой дороге, когда лошадь чуть ли не на каждом шагу проваливается в сугробы, трудно определить точные сроки.

Наконец-то, уже после обеда, дети увидели вдалеке Вороного и помчались вниз по скользкому, раскисшему насту вместе с кривым Догоняем, который надрывался от лая. Вороной, несмотря на груз и крутой подъем, весело ржал — видно, он хотел побыстрее попасть в свое стойло, рядом с Гнедым. Он явно радовался встрече и, хоть весь взмок, усердно тянул тяжелые сани вверх по склону, стремясь как можно скорее взять это последнее препятствие.

Турбьёрг и кухарка Марит стояли под навесом перед кухней. Все три сестры и Йёрген, снедаемые любопытством, топтались у саней, и даже сам капитан вышел на крыльцо:

— Ну, Ула, как вел себя доро́гой Вороной? Я вижу, он весь взмок. Да и отощал порядком! Ты достал форменные пуговицы? Ну ладно. А табак, надеюсь, не забыл? А как часы? Починили?.. Ты привез счет?.. Ну, давай поскорее распряги Вороного и отведи в конюшню. Сегодня ему нужно выдать дополнительную порцию овса. А что это у тебя в руках?

Помимо счета, долговязый Ула извлек из внутреннего кармана куртки письмо, завернутое в бумагу. Конверт из тонкой голубой бумаги был запечатан красной сургучной печатью. Капитан с удивлением уставился на него. Он узнал почерк жены губернатора, а на печати — ее герб. Не сказав ни слова, капитан поспешно направился к жене.