Константин Симонов - Последнее лето

В барак вошли командир корпуса Миронов и Захаров, оба забрызганные грязью.

— Где это вас так? Машину, что ли, сами толкали?

Захаров рассмеялся:

— Шли, там у него на наблюдательный пункт дивизии — торфяник, стежка узкая, а немец мину врезал. Как вошла в болото — аж хлюпнула! Осколками не зацепила, а грязью — с головы до ног!

— «Хлюпнула», — сердито повторил Серпилин. — Талызина полтора часа назад на большаке, у Веденеевки, прямым попаданием так хлюпнула — все, что осталось, в плащ-палатку увязали! «Хлюпнула»… — еще сердитей передразнил он Захарова и, повернувшись к Миронову, повторил то, что уже говорил Бойко о соблюдении правил охранения во время преследования немцев.

Потом спросил Захарова:

— Как в дивизии?

— Между передовыми частями и главными силами, не доходя Днепра, еще болтаются группы немцев с танками и бронетранспортерами. Но с НП уже видели Днепр своими глазами, в четырех километрах.

— Если разрешите, товарищ командующий, — сказал Миронов, — я сейчас при вас другим командирам дивизий позвоню, заслушаю их доклады… Или сами хотите заслушать?

— Что же я буду через вашу голову… Обстановка не требует. А мы пока с членом Военного совета выйдем воздухом подышим, а то вы тут в какую-то нору залезли!

Когда вышли, Захаров стал расспрашивать подробности гибели Талызина.

— Сам не присутствовал, только результаты видел. — Серпилин посмотрел в глаза Захарову. — Не знаешь, как это бывает? Убит — значит, убит! — И тронул Захарова за рукав гимнастерки: — Почисть!

— Ждал, когда подсохнет. Сейчас почищу.

Захаров пошел к своему «виллису». А Серпилин, проводив его глазами, снова тревожно подумал про ту мину в Торфяном болоте. «Хлюпнула…» И недовольно потянул носом:

— Черт его знает, Миронова, устроил себе КП посреди болота! Лето одно на всех. У Кирпичникова хвоей пахнет, а у этого — гнилью.

Он огляделся и поманил к себе стоявшего, как обычно, наготове, не слишком близко и не слишком далеко, в десяти шагах, Синцова.

— Слушаю вас, товарищ командующий.

— По-моему, у нас с тобой там еще чай в термосе остался? Есть неохота, а попить надо. Принеси.

Синцов принес из «виллиса» термос. Левой рукой в перчатке прижав его к телу, отвинтил крышку, вытащил пробку, перехватил термос в правую руку, а крышку, опять же ловко, прижал к телу левой рукой и, Налив в нее чай, подал Серпилину. Сделал все это споро, но Серпилин уже не в первый раз испытал неловкое чувство — не то хотелось помочь, не то сделать самому.

Он выпил несколько глотков начавшего остывать чая, протянул пустую крышку Синцову и, пока тот шел обратно к «виллису», подумал про него: «Адъютант есть адъютант. Хотя, когда брал, обещал, что в денщика превращать не буду, а на практике без „принеси, подай“ не обходится. Все же, когда брал, недоучел его увечье. Сам того не хочешь, а ставишь себя с ним в неловкое положение».

Захаров вернулся почищенный, даже сапоги блестели.

— Теперь другое дело, — улыбнулся Серпилин. — Как новенький! Ты куда отсюда?

— Домой. Хочу вызвать к себе тыловиков, проверить, как с подачей боеприпасов. Сегодня этим вопросом еще не занимался. А ты?

— Подожду здесь. Батюк приказал ждать его звонка. А после этого по дороге домой заеду в подвижную группу — она в лесу, восточной Замошья, — Серпилин посмотрел на часы, — уже сосредоточилась. — И, взяв Захарова об руку, еще дальше отойдя с ним в сторону, спросил: — Константин Прокофьевич, какое у тебя мнение о Миронове складывается? Ты и в первый день у него был, и сегодня. Правильно мы сделали, что после первых неудач не отстранили его?

— Полагаю, правильно, — сказал Захаров. — Как-то он в первый день слишком идеально подошел: считал, что раз все так хорошо расписано — столько залпов туда, столько залпов сюда, — значит, все само собой и сделается. И когда завяз в пойме, растерялся. А теперь у него уже материалистический взгляд на вещи: на план надейся, но и сам не плошай!

— А как с подчиненными? — спросил Серпилин. — Достаточно требователен?

— Требовать требует, но тон профессорский.

— Тон еще ничего, — сказал Серпилин. — А что в первый день, как ты выражаешься, «слишком идеально подошел» и считал, что все пойдет как по расписанию, — вот это меня в нем испугало…

— Ты сам профессор, тебе видней, — улыбнулся Захаров.

— Это когда было! — сказал Серпилин. — А за него боялся: только на третьем году войны из академии на фронт выпросился…

Из барака вышел командир корпуса и направился к ним.