Константин Симонов - Последнее лето

— Обещаем, товарищ командующий, — сказал Бойко, хотя и негромко, но так серьезно, что все невольно обратили внимание.

— А мы сегодня с товарищем Львовым доискалися, — обращаясь к Серпилину, сказал Кузьмич, обрадованный общим» хорошим настроением за столом, — что здесь, на Западном фронте, в двадцатом году соседи с ним были. Я Двадцать девятым имени Московского пролетариата полком у начдива-семь, у Сергеева, командовал, а он, — повел Кузьмич головой в сторону Львова, — левей нас шел, комиссаром Четырнадцатой Железной бригады. Почти до самой Варшавы, можно сказать, рядом шли. И обратно, правда, больше ста верст катилися. Чего на войне не бывает!

— Если бы не Тухачевский, не катились бы, — коротко и зло сказал Львов. Сказал, как выстрелил.

За столом наступила тишина. Казалось, Львов скажет сейчас что-то еще, такое же холодное и резкое, но он ничего больше не сказал, а, придерживая левой рукой куриную ножку, обернув ее кончик кусочком линованной бумаги, по случаю гостей нарезанной из тетрадок вместо салфеток, счищал с нее мясо вынутым из кармана маленьким перочинным ножом.

С середины 1937 года Тухачевский считался предателем, и к этому уже привыкли. Но чем дальше шла война, тем меньше в армии любили говорить на эти темы. Они все дальше отодвигались куда-то не то в прошлое, не то в сторону. И от внезапных слов Львова всем стало не по себе.

— А ты где был тогда? Помнится, на Перекопе? — нарушив молчание, обратился Батюк к Серпилину.

— В северной Таврии и на Перекопе, полком командовал, — сказал Серпилин.

Ему показалось, что, хорошо зная, где он в то время был, Батюк нарочно задал этот вопрос после слов Львова.

Он посмотрел на Львова — все еще держит бумажкой, чтоб к пальцам не прилипло, и стругает своим перочинным ножом курицу…

— Я тогда в тифу лежал, — сказал Батюк. — Первая конная с Западного Буга на Каховку пошла, а я как дурак — в тифу.

Он встал, так и не дав Львову достругать свою курицу.

— Если вопросов нет, поехали. — Батюк застегнул верхний крючок на кителе и разгладил пальцами усы.

— Товарищ командующий, есть срочный вопрос, — сказал Серпилин; он помнил, что вопрос надо задать как можно скорей, но ждал, когда кончится обед.

— Какой?

— Может, пройдем к начальнику штаба? Хотел бы на карте…

— Давай здесь, — сказал Батюк. — Я твою карту наизусть помню. Слушаю.

Серпилин начал с того, что авиаторы сегодня еще раз подтвердили пункт расположения штаба немецкого армейского корпуса.

— Тебе еще раз подтвердили, а мне еще не докладывали, — ревниво сказал Батюк.

— Это в моей полосе, — сказал Серпилин. — А вас на месте не было.

— Ладно, — усмехнулся Батюк. — Вернемся — разберемся, почему такие вещи тебе раньше меня докладывают. В чем твой вопрос? Хочешь, чтоб ударили по этому штабу?

— Да.

— Ударим.

По выражению его лица было видно, что он настроен сейчас же ехать. Но Серпилину еще предстояло самое трудное.

— У нас есть предложение и просьба, — сказал он.

— Просьба?

На недовольном лице Батюка можно было прочесть тот упрек, которого Серпилин заранее ждал: «Сколько тебе дали, всех соседей раздели, чтобы тебе дать! Себя самих раздели, фронтовых резервов в обрез оставили — все тебе! Какие еще у тебя просьбы?»

Но Серпилин все равно сказал то, что собирался: о прибывшем в распоряжение фронта дальнобойном артиллерийском полке и о необходимости временно подчинить его армии для удара по штабу немецкого армейского корпуса.

Пока Серпилин говорил все это, Батюк медленно багровел. Сдерживал себя, но не сдержал.

— Не дам! — отрезал он и, надев на голову фуражку, которую до этого держал в руках, дернул ее за козырек, надвинув на лоб.

— Товарищ командующий, разрешите… — начал было Серпилин.

— Не разрешу! Совсем обнаглели. Думаете, одна ваша армия на весь фронт? Слали им, слали, — как в ненасытную прорву, чего только не дали! А ему еще надо! Полк, понимаешь, ко мне вчера пришел! Вчера пришел, а сегодня уже тебе его отдай? А откуда вам известно, что к нам этот полк пришел? Кто вам эти сведения сообщил? Ты, что ли, Ланской, сообщил им? — спросил Батюк, повернувшись к стоявшему позади него полковнику.

— Оперативное управление ничего никому не сообщало, товарищ командующий, — сказал полковник. — Прибытие резервов из Ставки Главного командования по положению строго секретно.

— Для кого секретно, а для кого и нет! Для них, выходит, не секретно. — Батюк уже пошел к машине, но на ходу повернулся и сказал: — По делу надо бы еще спросить — откуда об этом знаете?