Константин Симонов - Последнее лето

— Приглашаем отобедать, товарищ командующий, — сказал Серпилин.

— Сколько займет? — спросил Батюк.

— Тридцать минут, если спешите.

— Раз так, согласны. Хотели бы не спешить, но спешим. Где у вас руки помыть?

Начальнику столовой Военного совета было приказано поставить к приборам стаканы, а на стол кроме обычного хлебного кваса, который всегда был у него, — бутылку коньяка. Командующий фронтом обычно не пил за обедом ни дома, ни в гостях, но если уж пил, то коньяк.

— Это как понимать? — сказал Батюк, первым садясь за стол и показывая на коньяк. — Предлагается выпить? А за что? Пока ничем не отличились. Ни вы, ни мы с членом Военного совета, — кивнул он на Львова.

— Можем убрать, чтобы глаза не мозолил, — сказал Серпилин.

— Раз уж поставил, поздно убирать, — сказал Батюк. — Что впереди — там увидим, кому и какие будут салюты. А позади, как ни считай, три года войны. Как бы за это время ни костили друг друга — сверху вниз — вслух, а снизу вверх — про себя, а все же три года провоевали, блицкриг-то у немцев длинный вышел. Есть причина выпить. Тем более отсырел сегодня. Места все же болотистые, и лето сырое. Только уж пить, так всем, — повернулся он к Львову.

Тот молча кивнул, потянулся к бутылке, налил себе четверть стакана и передал бутылку Батюку.

— А вы, я вижу, вовсе больной нынче, — сказал Батюк так, словно ему доставляло удовольствие вспоминать о нездоровье Львова.

Серпилин посмотрел на Львова. Его худое треугольное лицо с темными мешками под глазами было истомлено усталостью и действительно имело нездоровый вид. Еще более нездоровый, чем обычно.

Пока остальные вслед за Львовым и Батюком разливали себе коньяк, а подавальщица Фрося ставила на стол закуску — селедку с винегретом, — Батюк, держа в руке стакан с коньяком, налитый чуть повыше, чем у Львова, заговорил о том, что вчера на севере перешел в наступление еще один фронт. И первая оперативная сводка хорошая.

Фронт, о котором заговорил Батюк, был тот самый, где он почти год пробыл заместителем командующего, прежде чем его перебросили на юг командовать гвардейской армией.

— Застоялся там народ. Пока я там был, если не считать частных операций, почти все время стояли. Как в такой обстановке себя проявишь, при всем своем желании? Ну что? Кто три года отвоевал и жив — тем и дальше желаю. А кто не жив — земля пухом! — сказал Батюк и, оглядев всех, выпил.

Львов тоже выпил, равнодушно, как лекарство. Выпили и остальные.

— Кто его знал, что первой границей, на которую обратно выйдем, против ожиданий окажется румынская, а второй — финская? Сперва на юге, теперь на севере… — сказал Батюк и сделал паузу.

Договорил он до конца то, что было на уме, оставалось сказать: теперь дело за нами. Но он промолчал, не захотел вслух говорить о том, что им всем предстояло и что существовало в их сознании так неотвратимо и близко, что даже время отсчитывалось уже спереди назад: считали, сколько его еще осталось до того условного момента «Ч», когда все начнется.

— Считаем до этого и после этого, как до и после рождества Христова, — пошутил на днях Серпилин.

Подавальщица Фрося принесла и поставила перед каждым дополна налитые тарелки с вермишелевым супом и кусками курицы в нем.

— А чего после этого? — спросил Батюк, подняв на нее глаза.

— Что пожелаете — котлеты или бефстроганов.

— Ничего больше не пожелаем. Суп твой съедим, куру погрызем, кого чем оделила, и поедем. А чаю у соседа выпьем, чтоб не обижался. Как? — повернулся Батюк к Львову.

Тот кивнул.

Серпилин вспомнил, как прошлый раз Львов приказал во время обеда своему порученцу принести что-то из машины, и как тот принес и отдал ему сверток в пергаментной бумаге, и как Львов доставал оттуда какие-то свои диетические капустные котлетки; ел сам и предлагал другим. Сейчас он никого не позвал, котлетки на столе не появились. Ел то же, что и другие.

— Маскировка у вас неплохо поставлена. До конца додержали порядок, — сказал Батюк во время супа. — И дисциплина движения на дорогах на высоте. Это соратник Фрунзе тут строгость такую навел? — кивнул Батюк на Кузьмича, обращаясь к Серпилину.

— Да, Иван Васильевич приложил много усилий, — сказал Серпилин, радуясь, что совместная поездка с Батюком, видимо, не вышла Кузьмичу боком.

— Строгости большие, — усмехнулся Батюк и снова кивнул на Кузьмича: — Хотел было нас с членом Военного совета в одну машину сселить. А как нас сселить? Я дышать люблю, со всех сторон открытый езжу. А Илья Борисович, как в машину — сразу на все стекла закручивается. Как нам вместе? А с другой стороны, у вас приказ по армии — вблизи передовой не больше двух машин вместе. Ничего не оставалось, как только генерала Кузьмича к себе взять. Раз обещаете хорошо воевать, приходится соглашаться на ваши условия.