Чарльз Диккенс - Большие надежды (без указания переводчика)

— Мы его назвали Пипомъ, въ честь тебя, старый дружище, скачалъ Джо съ восторгомъ, пока я усаживался подлѣ мальчика:- мы надѣялись, что онъ будетъ походить на тебя; и, кажется, не ошиблись.

Я вполнѣ съ этимъ согласился. На другое утро, я съ Пипомъ пошелъ гулять и мы болтали очень-много, отлично понимая другъ друга. Я повелъ его на кладбище, и посадилъ отдохнуть на столь памятный мнѣ камень. Съ этаго возвышенія онъ мнѣ показалъ плиту, на которой была высѣчена надпись Филипъ Пирипъ, тожь Джорджіана, жена вышереченнаго.

— Бидди, сказалъ я разговаривая съ нею послѣ обѣда, пока она убаюкивала свою маленькую дѣвочку:- вы должны мнѣ отдать Пипа, если не навсегда, то хоть на время.

— Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчала нѣжно Бидди:- вы должны жениться,

— Это говорятъ мнѣ и Гербертъ съ Кларою, но я не думаю, чтобъ я когда-нибудь женился. Я сталъ ужь такимъ старымъ холостякомъ, и такъ привыкъ жить съ ними, что право и не помышляю о женитьбѣ.

Бидди посмотрѣла на своего ребенка, поцѣловала его ручку и молча взяла меня за руку. Этотъ жестъ и легкое прикосновеніе ея обручальнаго кольца были краснорѣчивѣе всякихъ словъ.

— Милый Пипъ, сказала она наконецъ:- увѣрены ли вы, что больше ея не любите.

— Да, милая Бидди, мнѣ кажется.

— Скажите мнѣ, какъ старому другу. Вы ее совсѣмъ забыли?

— Милая Бидди, я ничего не забылъ изъ своей жизни. Но мои бѣдныя грезы, какъ я ихъ тогда называлъ, разсѣялись на вѣки.

Несмотря на мои слова, я очень хорошо звалъ, говоря это, что твердо намѣренъ въ тотъ же день посѣтить Сатис-Гаусъ. И то лишь ради Эстеллы.

Я слышалъ, что она была очень-несчастлива въ замужествѣ и жила врозь съ мужемъ, который очень-жестоко съ ней обходился и сталъ извѣстенъ, какъ первый подлецъ, скряга и тиранъ, во всемъ околодкѣ. Наконецъ я узналъ, что онъ года два тому назадъ умеръ, упавъ съ лошади. Болѣе я ничего о ней не зналъ, можетъ-быть, она уже была вторично замужемъ.

Обѣдали мы такъ рано, что я не торопился и продолжалъ разговаривать съ Бидди, полагая, что всегда успѣю до ночи посѣтить Сатис-Гаусъ. Но я такъ тихо шелъ, на каждомъ шагу останавливаясь и поминая былое, что достигъ памятнаго мнѣ мѣста когда уже начало темнѣть.

Уже не существовало ни стараго дома, ни пивоварни, ни другихъ строеній; уцѣлѣла только садовая стѣна. Все мѣсто было обнесено заборомъ; посмотрѣвъ черезъ заборъ, я увидѣлъ, что старый плющъ далъ новые ростки и вился по грудамъ развалинъ. Калитка была открыта и потому я вошелъ. Ночь была не темная, хотя луна еще не показалась и не разсѣяла поднявшагося тумана, но онъ былъ такъ рѣдокъ, что яркія звѣзды виднѣлись сквозь него. Я обошелъ мѣста, гдѣ прежде стояли домъ, пивоварня, ворота и самыя бочки, по которымъ я нѣкогда бѣгалъ. Идя по заглохшей дорожкѣ сада, я вдругъ замѣтилъ какую-то фигуру, шедшую мнѣ на встрѣчу.

Фигура эта, замѣтивъ меня, остановилась. Подойдя ближе, я увидѣлъ, что это женщина. Она-было хотѣла повернуть въ сторону, но вдругъ она задрожала и назвала меня по имени.

— Эстелла! воскликнулъ я.

— Я очень-измѣнилась, сказала она. — Я удивляюсь, какъ вы меня узнали.

Дѣйствительно, свѣжесть красоты ея исчезла, но она была также обворожительна и величественно хороша. Эти качества въ ней были мнѣ давно знакомы; но чего я никогда не видалъ, это — нѣжности ея взгляда, всегда столь гордаго и непреклоннаго; чего я никогда не чувствовалъ, это — дружескаго пожатія нѣкогда столь холодной руки.

Мы сѣли на ближнюю скамейку.

— Какъ странно, началъ я:- что мы встрѣтились снова, Эстелла, послѣ столькихъ лѣтъ, на томъ же. самомъ мѣстѣ, гдѣ увидѣли другъ друга въ первый разъ. Вы часто сюда приходите?

— Я здѣсь ни разу еще не была.

— И я такъ же.

Луна теперь начала всходить, и я вспомнилъ послѣдній взглядъ Магвича, послѣднее его пожатіе руки.

Эстелла первая прервала молчаніе.

— Я часто желала прійдти сюда, но меня удерживали важныя причины. Бѣдный старый домъ!

Первые лучи мѣсяца пробились сквозь туманъ и отразились въ слезѣ на ея чудныхъ глазахъ. Не зная, что я замѣтилъ ея слезы, она старалась всѣми силами себя переломить и спокойно сказала:

— Вы вѣрно удивлялись, расхаживая тутъ — какимъ образомъ это мѣсто пришло въ такое положеніе?

— Конечно, Эстелла.

— Оно принадлежитъ мнѣ. Это единственный уголъ, который у меня остался. Все другое мало-по-малу отошло, но съ этимъ мѣстомъ я не хотѣла ни за что разстаться, и во всѣ эти несчастные годы это единственный случай сопротивленія съ моей стороны.