Александр Хьелланн - Яд

Этот конфирмант, по имени Осмунд, был крупным восемнадцатилетним парнем, который казался великаном среди остальной детворы. Уже в течение нескольких лет Осмунд пробовал пройти конфирмацию, однако всякий раз срывался из-за своей непомерной глупости, вызывая всеобщий восторг своими бессмысленными ответами.

На первых порах даже пробст Спарре пришел в отчаяние из-за него. Однако все же стал за ним наблюдать и прислушиваться к тем хаотичным словам, какие Осмунд бормотал в ответ на заданные вопросы.

Эти хаотичные слова, несомненно, являлись бесформенными кусками каких-то знаний. Но каких именно знаний? И как поймать нить этих знаний? Например, вчера Осмунд более торопливо, чем обычно, произнес фразу о святых дарах. Не является ли текст об этих дарах тем вспаханным участком, который пробст безуспешно разыскивает в туманном мозгу конфирманта Осмунда?

Взглянув на своего горемычного конфирманта Осмунда, пробст сказал ему тем мягким и дружеским тоном, который располагал к ответу:

— Не можешь ли ты, мой дорогой Осмунд Осбьернсен Сэуамюр, ответить мне на вопрос: какие имеются святые дары?

Не более минуты Осмунд Осбьернсен Сэуамюр пребывал в молчаливой неподвижности. Но вот он встал со своего места, уверенно заговорил. Он заговорил сначала однотонно и негромко, но затем звук его голоса все более нарастал и вскоре стал напоминать мощное гудение. Причем слова, произнесенные Осмундом, слетали теперь с его языка с такой неслыханной быстротой, какая явно затрудняла его дыхание.

Осмунд Осбьернсен говорил:

— Святые дары — это справедливость Христа, прощение грехов, отеческая забота о нас, сыновье наше доверие и сладчайшая радость божьей любви. Святые дары — это наш доступ к богу, вера в милость его и уверенность, что молитвы наши будут услышаны. Святые дары — это всепрощение бога, пощада его к нашей слабости и защита его против всех наших врагов — видимых и невидимых. Святые дары — это предвкушение вечной жизни, это блаженство в святом духе, а также сияние, мощь и сила этого духа; освобождение от господства грехов, от божьего гнева и проклятия, от сатаны, от власти ада и смерти, от всего мирского и от дурной совести; обращение всего, что выпадает на долю человека в жизни, и даже его жесточайших страданий, на благо верующего, живая надежда на блаженство, которая в конце концов будет увенчана неизреченным счастьем и великолепием на небесах, и так далее.

— Вот видите! — торжествующе воскликнул пробст Спарре, что-то занося в свою книжку. — Я так и думал, Осмунд, что ты не так глуп! Тебе, может быть, не так легко, как городским мальчикам, разобраться в вопросах толкования катехизиса! Но все-таки дела твои не столь плачевны. Оставайся только таким же внимательным и прилежным. И я уверен, что конфирмация сойдет для тебя благополучно.

Латинисты были разочарованы ответом Осмунда. Они собирались повеселиться, как это они всякий раз делали, прослушав вздорные ответы Осмунда. А все сидевшие на длинной скамье с величайшим удивлением посматривали на него.

Осмунд Осбьернсен и сам был удивлен тем, что случилось. До сих пор никто и никогда не хвалил его. И теперь похвала пробста до крайности поразила парня. Раскрыв рот, он глядел на пробста — единственного из всех многочисленных священников, сумевшего обнаружить в его голове обширный, но единственный кусок текста, прочно засевший в памяти.

Этот кусок текста об евангельских дарах запал в голову Осмунда, когда он был еще подростком и проживал со своим отцом в деревне. Там он пас скот и нередко брал с собой на пустошь книгу, в которую заглядывал в добрые минуты. Слабый разум Осмунда не позволял ему разобраться в прочитанном, но один раз парню все же удалось сделать героическое усилие над собой — и он воспринял и раз навсегда запомнил те слова, которые относились к вопросу об евангельских дарах. Полностью и без ошибок он запомнил этот длинный текст, и так часто в минуты малодушия твердил его, что он уже мог бы распасться на составные части лишь в том случае, если бы распался на части и весь его непрочный ум.

Но как мало помогло Осмунду до сих пор это его знание евангельских даров!

Все люди вокруг издевались над злосчастным парнем, который из года в год, к горю своих родителей, проваливался на конфирмациях как в деревне, так и в городе.

Осмунд вместе со своим отцом, который стал работать каменщиком на фабрике, переехал из деревни в город, но парень не мог найти здесь никакой работы. Ему не удавалось поступить ни рассыльным в контору, ни приказчиком в лавку. Никто не брал на работу глупого или испорченного юношу, который к восемнадцати годам еще не был конфирмован. Ему не было никакого прока от того, что он был высоким и статным парнем, — слабость в ногах не позволяла ему заниматься ремеслом отца, да и на какое вознаграждение мог претендовать неконфирмованный юноша? Даже пароходная компания отказалась от его услуг.