Александр Хьелланн - Яд

Это сердило ее, потому что не соответствовало истине. Но вместе с тем Венке чувствовала, что все ее попытки защититься в этом ни к чему не приведут. В своем подозрении муж более чем уверен, и все ее слова только запутают дело.

Такое вынужденное молчание сердило Венке и делало ее еще более неуверенной в своих отношениях и к мужу и к гостю.

К тому же она впервые с горечью почувствовала, что ее сын может стать для нее чужим. И уж во всяком случае между ними может поколебаться то безграничное доверие, которое до сих пор всегда сопровождало их отношения.

Когда, наконец, Венке узнала от самого Абрахама всю его школьную историю, она обняла сына и громко воскликнула:

— Боже мой! И только за это они ругали тебя?! Ты поступил смело, Абрахам! Ты не обязан был спокойно взирать на то, как они мучили твоего лучшего друга!

Эту историю Абрахам рассказал матери, не поднимая своих глаз, содрогаясь сам перед тем, что он сделал. Но теперь он с испугом взглянул на нее. И Венке отчетливо видела, что сын не доверяет ее словам. Правда, ее слова были косвенно направлены против мужа, против отца Абрахама. В сущности, она хвалила сына за то, за что порицал его отец.

Фру Венке еще раньше предвидела, что, вероятно, наступит такой момент, когда сын увидит все огромное несходство во взглядах отца и матери. И вот теперь, кажется, приблизился этот страшный момент.

Сын подрастал, становился почти взрослым. С ним предстояло говорить открыто и честно о многих делах. Предстояло сказать и о религии, о церкви — сказать о том, что она не верует во все то, во что принято верить.

Уже несколько раз фру Венке пробовала заговаривать об этом с сыном. Это было весьма нелегко, но она не теряла надежды, что полная искренность с ее стороны поможет ему понять: во всем, во всем без исключения он может положиться на нее и довериться ей, хотя она лишена той веры, которую приписывают себе другие. Она надеялась, что с ее помощью он и сам разберется во всем том лицемерии, в котором живут люди.

Профессор Левдал, посещая церковь, иной раз брал с собой Абрахама. И мальчик видел, с каким усердием молился его отец и с какой верой восклицал: «Господи, боже наш!» Однако фру Венке в точности знала, что в душе ее мужа нет и капли веры и нет даже зародыша того, что составляет характер истинного христианина.

Вот об этом Венке ничего не могла рассказать своему сыну. В этом и заключалась огромная трудность ее разъяснительной роли. Впрочем, ей казалось, что Абрахам пока только лишь формально относится к религии, относится к ней как к школьному предмету, который надо как следует изучить, и рассматривает ее с точки зрения того выражения, которое надо придать своему лицу, когда направляешься в церковь.

Но когда он, например, спрашивал ее: «А почему ты никогда не ходишь в церковь, мама?» — она ясно чувствовала, что этот вопрос ему кем-то подсказан. Кто-то, — она не знала только, кто именно, — обращает внимание сына на ее отношение к религии.

В общем, Венке питала надежду, что ее сын Абрахам, подрастая, сам разберется в тех сомнениях, с которыми он в дальнейшем столкнется. Он сам увидит свою мать в лагере неверующих, и уже это одно побудит его сделать серьезный выбор — спасти свою душевную свободу или же трусливо спрятаться в огромной толпе лицемеров.

Однако последнее происшествие с Абрахамом изменило дело. Этот, в сущности, маленький школьный случай оказался необыкновенно значительным, так как он резко обнажал огромную пропасть между двумя людьми, которые сообща владели сыном. Тут и в самом деле пришел момент, требующий немедленного решения.

Мнение ее сердца было таково, что Абрахам поступил смело и правильно. Его поступок понравился ей. Но вместе с тем она ясно поняла, что хвалить сына за это она не имеет права, так как эта похвала была бы направлена против отца и против школы.

Конечно, если б этот случай с самого начала не был расценен так серьезно, она, пожалуй, справилась бы с задачей — шутливо потрепала бы сына за волосы и призвала бы его к рассудительности. Но ведь этот случай немедленно превратился в принципиальное происшествие. И тут Венке не нашла пути для его решения.

Она глубоко задумалась, когда Абрахам, рассказав свою историю, взглянул на нее. Более того, она и сама беспомощно взглянула на своего мальчика, который в этот момент показался ей боязливым и неуверенным. Нет, она не нашлась сделать ничего иного, кроме того, что сделала, — она тотчас же заключила его в свои объятия и тихо воскликнула: «Бедный ты мой маленький мальчонка! Что теперь с тобою будет?»