Ирвин Шоу - Молодые львы

— Ну, здесь лучше? — спросила она.

У противоположной стены заскрипела кровать. Глаза Майкла уже начали привыкать к полумраку, и он увидел, как на кровати неуклюже приподнялась какая-то фигура и стала шарить на столике. Послышалось дребезжание чашки о блюдце; человек поднес чашку ко рту и отпил.

— Уни… — последовал долгий глоток из чашки, — …зительно, — послышался второй глоток. Майкл узнал голос Арни. Драматург сидел на кровати, свесив ноги, потом нагнулся, едва не свалившись при этом, и уставился на соседнюю кровать.

— Томми! — окликнул он. — Эй, Томми, ты не спишь?

— Нет, мистер Арни, — ответил сонный голос десятилетнего мальчика, сына Джонсонов, владельцев квартиры.

— С Новым годом, Томми.

— С Новым годом, мистер Арни.

— Я не хочу беспокоить тебя, Томми. Но мне осточертело общество взрослых, вот я и пришел сюда поздравить молодое поколение с Новым годом.

— Большое спасибо, мистер Арни.

— Томми!..

— Да, мистер Арни? — Томми окончательно проснулся и заметно оживился. Майкл чувствовал, что Луиза с трудом сдерживает смех. Ему же было и смешно и вместе с тем неприятно, что из-за темноты он попал в такое положение и вынужден молчать.

— Томми, — продолжал Арни. — Рассказать тебе одну историю?

— Я люблю слушать истории, — отозвался Томми.

— Погоди… — Арни снова отпил из чашки и со стуком поставил ее на блюдце. — Погоди… А я ведь не знаю ни одной истории, подходящей для детей.

— А я люблю всякие истории, — успокоил его Томми. — На прошлой неделе я даже прочитал неприличный роман.

— Ну хорошо, — величественно согласился Арни. — Я расскажу тебе, Томми, одну историю, отнюдь не предназначенную для слуха детей, — историю моей жизни.

— А вас когда-нибудь сбивали с ног рукояткой револьвера? — неожиданно поинтересовался Томми.

— Не погоняй меня! — с раздражением ответил драматург. — Если меня и сбивали с ног рукояткой револьвера, то ты узнаешь об этом в свое время.

— Прошу прощения, мистер Арни. — Хотя Томми по-прежнему говорил вежливо, в его голосе на этот раз прозвучала обида.

— До двадцативосьмилетнего возраста, — начал Арни, — я был подающим надежды молодым человеком…

Майкл беспокойно зашевелился. Ему было стыдно, он чувствовал себя неловко, слушая этот разговор. Однако Луиза предупреждающе сжала ему руку, и он снова застыл на месте.

— Как говорится в романах, Томми, я получил хорошее образование, учился прилежно и мог безошибочно сказать, кому из английских поэтов принадлежат те или иные строфы. Томми, хочешь выпить?

— Нет, спасибо. — Томми теперь и думать забыл о сне и, усевшись на кровати, весь превратился в слух.

— Ты, вероятно, еще слишком мал, Томми, чтобы помнить рецензии на мою первую пьесу «Длинный и короткий». Сколько тебе лет, Томми?

— Десять.

— Слишком мал. — Снова звякнула чашка, поставленная на блюдце. — Я мог бы процитировать некоторые отзывы, но тебе это покажется скучным. Однако без ложного тщеславия скажу, что меня сравнивали со Стриндбергом и О'Нейлом [11] Стриндберг, Йухан Август (1849–1912) — шведский писатель демократического направления; О'Нейл (О'Нил), Юджин (1888–1953) — американский писатель-драматург, автор ряда мистико-символических пьес; у нас шли его пьесы «Косматая обезьяна», «Любовь под вязами». . Ты когда-нибудь слыхал о Стриндберге, Томми?

— Нет, сэр.

— Черт возьми! И чему только сейчас учат детей в школах! — с раздражением воскликнул Арни. Он еще раз отпил из чашки. — Так вот моя биография, — продолжал он, несколько смягчаясь. — Меня приглашали в лучшие дома Нью-Йорка, я пользовался кредитом в четырех самых дорогих тайных кабаках. Мои фотографии нередко появлялись в газетах, меня часто приглашали выступать в различных комитетах и художественных обществах. Я перестал разговаривать со своими старыми друзьями, отчего сразу почувствовал себя лучше. Я уехал в Голливуд и в течение долгого времени получал там три с половиной тысячи долларов в неделю. А ведь это было еще до введения подоходного налога. Я научился пить, Томми, и женился на женщине, владевшей виллой в Антибе, во Франции и пивоваренным заводом в Милуоки. В тридцать первом году я изменил ей с ее лучшей приятельницей и, конечно, просчитался, потому что дама оказалась костлявой, как горная форель.

Арни снова шумно отпил из чашки. Майкл понимал, что ему не остается ничего другого, как сидеть в темноте и надеяться, что Арни не обнаружит его.

— Говорят, Томми, что я потерял свой талант в Голливуде, — тихо, словно декламируя, с нотками грусти в голосе продолжал Арни. — Что и говорить, Голливуд — самое подходящее для этого место, если уж человеку суждено потерять талант. Но я не верю этим людям, Томми, не верю. Я исписался, и все теперь избегают меня. Я не хожу к врачам, зачем? Они скажут, конечно, что я не протяну и шести месяцев. В любом порядочном государстве не разрешили бы поставить мою последнюю пьесу, но другое дело — в Голливуде. Я слабохарактерный интеллигент, Томми, а мы живем в такие времена, когда подобным людям нет места. Послушайся моего совета, Томми: расти глупым. Сильным, но глупым.