Ирвин Шоу - Молодые львы

— Послушайте, дружище… — начал человек в саржевом костюме.

— Вы сами поговорите с ним, — повернулся Арни к Пэрришу. — Он тоже коммунист, вот почему я для него недостаточно умен. А прослыть умником в наше время нетрудно — надо только раз в неделю покупать за пятнадцать центов «Нью мэссис» [10] Прогрессивный журнал, близко примыкавший к компартии; существовал с 1926 по 1948 год. . Арни нежно обнял Пэрриша. — Вот какие коммунисты мне но душе, Уайтэкр! Как мистер Пэрриш. Опаленный солнцем мистер Пэрриш. Он загорел в солнечной Испании. Он был в Испании, воевал в Мадриде, а теперь снова едет в Испанию, чтобы его там убили. Верно, мистер Пэрриш?

— Конечно, дружище, — отозвался Пэрриш.

— Вот какие коммунисты мне нравятся, — громко повторил Арни. — Мистер Пэрриш приехал сюда собирать деньги и вербовать добровольцев для поездки в солнечную Испанию, где они погибнут вместе с ним. Почему бы тебе, Уайтэкр, вместо того чтобы умничать на этих роскошных вечерах в Нью-Йорке, не поехать с мистером Пэрришем в Испанию и не проявить свою мудрость там?

— Если ты не замолчишь… — начал было Майкл, но в эту минуту между ним и Арни оказалась высокая седая женщина с величественным выражением на смуглом лице. Не говоря ни слова, она спокойно выбила чашку из рук Арни. Послышался звон осколков. Арни гневно взглянул на женщину, но вдруг робко заулыбался и, опустив голову, уставился в пол.

— А, это ты, Филис! — пробормотал он.

— Убирайся прочь от буфета, — приказала Филис.

— Да ведь я чаек пью, — ответил Арни, но послушно повернулся и отошел, шаркая ногами, грузный, стареющий, с растрепанными седыми волосами, прилипшими к высокому потному лбу.

— Мистер Арни не пьет, — заявила Филис буфетчику.

— Слушаюсь, мэм.

— Боже милосердный! — обратилась женщина к Майклу. — Я готова растерзать его. Он сводит меня с ума. А ведь в общем-то Арни такой милый человек!

— Да, да, чудесный человек, — согласился Майкл.

— Он безобразничал? — озабоченно спросила Филис.

— Что вы!

— Боюсь, что его никуда больше не будут приглашать, уже и сейчас все его избегают, — пожаловалась Филис.

— Не вижу причин, — пожал плечами Майкл.

— Даже если вы и правы, все равно Арни очень тяжело. Он сидит в своей комнате мрачный как туча и всем, кто готов его слушать, твердит, что исписался. Я привела его сюда в надежде, что ему будет полезно побыть на людях и я смогу присмотреть за ним… — Филис пожала плечами, провожая взглядом удаляющуюся неряшливую фигуру Арни. — Кое-кому из мужчин следовало бы обрубить руки, как только они потянутся за первой рюмкой вина.

Старомодным изысканным жестом Филис подобрала юбки, и, шурша тафтой, направилась вслед за драматургом.

— Пожалуй, я не прочь выпить, — сказал Майкл.

— И я тоже, — поддержала Лаура.

— Ну, и я за компанию, — согласился Пэрриш.

Они молча стояли у стойки, глядя, как буфетчик наполняет бокалы.

— Злоупотребление алкоголем, — торжественным тоном проповедника провозгласил Пэрриш, протягивая руку за бокалом, — это одна из черт, отличающих человека от животного. — Все рассмеялись. Прежде чем выпить, Майкл знаком показал Пэрришу, что поднимает тост за него.

— За Мадрид! — ровным и спокойным голосом сказал Пэрриш.

— За Мадрид! — вполголоса отозвалась Лаура.

Майкл почувствовал, что к нему возвращается прежнее беспокойство. Он заколебался, но все же сказал, как и остальные:

— За Мадрид!

Все выпили.

— Когда вы возвратились? — спросил Майкл, ощущая какую-то неловкость.

— Четыре дня назад, — ответил Пэрриш, снова поднося бокал к губам. — У вас в Америке очень хорошие напитки, — добавил он с улыбкой. Он пил непрерывно, каждые пять минут снова наполняя бокал, но не обнаруживал никаких признаков опьянения — только лицо его становилось краснее.

— А когда выехали из Испании?

— Две недели назад.

«Две недели назад он еще бродил по замерзшим дорогам, — подумал Майкл, — с винтовкой, в полувоенной форме; над его головой проносились самолеты, а по обочинам дорог виднелись свежие могилы. А сейчас он стоит здесь в синем костюме, как шафер на своей свадьбе, и встряхивает ледяные кубики в бокале вина. Окружающие болтают о своем последнем кинофильме и о том, что говорят о нем критики, и почему ребенок закрывает во сне кулачком глаза. В углу комнаты гитарист распевает нелепые баллады, якобы сложенные на Юге. Все это происходит в богатой, устланной коврами, переполненной гостями квартире, на одиннадцатом этаже дома, которому ничто не угрожает. Из высоких окон открывается вид на парк, а над буфетом висит фуксиновая девица с тремя грудями. Пройдет еще немного времени, и он отправится на пристань — ее можно видеть из этих окон, — сядет на пароход и уедет обратно в Испанию. По его лицу трудно сказать, что он пережил, а его добродушно-грубоватая манера держаться не позволяет судить, знает ли он, что его ждет.