Фредерик Бегбедер - Любовь живет три года

Вернувшись в Париж, я смотрел на все другими глазами. Анна рухнула с пьедестала. Мы занимались любовью с прохладцей. Моя жизнь трещала по швам. Все осточертело.

Не бывает счастливой любви.

Не бывает счастливой любви.

НЕ БЫВАЕТ СЧАСТЛИВОЙ ЛЮБВИ.

Сколько раз надо повторять, чтобы ты зарубил это себе на носу, мудило?

Когда красивая девушка смотрит на вас так, как смотрела на меня Алиса, это может означать одно из двух: или она стерва и тебе не поздоровится, или она не стерва и тебе тем более не поздоровится.

Я был устрицей, дремал себе в уютной герметично закрытой раковине, и вдруг на тебе – Алиса отодрала меня от камня, раскрыла створки и полила лимонным соком!

– Господи, – повторял я, – сделай так, чтобы она любила своего мужа, потому что иначе мне каюк!

Алисе я не подавал признаков жизни. Надеялся, что это покалывание в сердце со временем пройдет само. Я был прав: время притупило мои чувства, но не те, что я имел в виду. Пострадала то, на мое несчастье, Анна.

Много печали на этом свете, но трудно представить печаль горше той, что наваливается на женщину, когда она чувствует, как уходит любовь – о нет, не в одночасье, потихоньку, но неудержимо, утекает как песок в песочных часах. Женщине необходимо восхищение мужчины, чтобы расцвести, по крайней мере, так я это себе представляю. Необходимо, как солнце цветку. Анна увядала под моим невидящим взглядом. А что я мог поделать? Брак, время, Алиса, свет, вращение планет, черные облегающие свитерки, объединенная Европа – все словно сговорились против нашей ни в чем не повинной четы.

Я бросал жену, а прощался с самим собой. Бросить Анну – это полбеды, куда тяжелее поставить крест на нашей истории, которая была прекрасна. То же самое, наверно, чувствует человек, отказавшийся от замысла, с которым долго носился: разочарование и облегчение одновременно.

Когда я встречаю на улице кого нибудь из друзей, разговор все чаще получается такой:

– А, это ты? Привет, как дела?

– Хреново, а у тебя?

– Тоже.

– Ну ладно, до скорого.

– Пока.

Или другой приятель рассказывает анекдот:

– Знаешь, в чем разница между любовью и герпесом?

– Ну же… Подумай… Не догадываешься?

– Ну как же: герпес то на всю жизнь.

Я не смеюсь. Я не понимаю, что тут смешного. Наверно, я потерял чувство юмора где то в пути.

Досадно бывает обнаружить, что задаешься теми же вопросами, что и весь мир. Этакий урок смирения.

Имею ли я право бросить человека, который меня любит?

Сволочь ли я?

Зачем нужна смерть?

Наделаю ли я в жизни тех же глупостей, что и мои родители?

Можно ли быть счастливым?

Нельзя ли хоть раз влюбиться так, чтобы это не закончилось в крови, в сперме и в слезах?

Как бы мне получать ПОБОЛЬШЕ денег, работая ПОМЕНЬШЕ?

Какую марку солнечных очков носят на Форментере?

После нескольких недель терзаний и угрызений совести я пришел к следующему выводу: если жена становится вам подругой, пора предложить подруге стать вашей женой.

Второй раз я увидел Алису на чьем то дне рождения; не стану его описывать, чтобы не отнимать у вас время. Буду краток: одна Аннина подруга постарела на год и сочла нужным отметить это событие. Я узнал гибкую фигуру Алисы (и ее нежную и одновременно упругую кожу) именно в тот момент, когда наливал Анне шампанское. Я перелил через край, по скатерти растеклась лужа. Алиса в это время чокалась со своим благоверным. Мое лицо стало гранатовым. Я залпом опрокинул рюмку виски. Пришлось смотреть под ноги, чтобы не запутаться в них. Это позволило мне скрыть краску за волосами. Не оглянувшись на жену, я кинулся в сортир, срочно проверить, в порядке ли прическа и чисто ли выбрит подбородок, снять очки, стряхнуть перхоть с плеч и вырвать волосок, торчавший из левой ноздри. Как быть? Игнорировать Алису? Чтобы кадрить красивых девушек, не к чему с ними разговаривать. Надо делать вид, будто они не существуют. Но вдруг она уйдет? Не видеть больше Алису – теперь это стало для меня пыткой. Ладно, придется разговаривать с ней на другом языке. Я вернулся в гостиную и прошел мимо Алисы, притворяясь, будто не замечаю ее.

– Марк! Что это ты не здороваешься?

– О! Алиса! Надо же! Извини, я тебя не узнал! Я… очень… рад… тебя… видеть…

– Я тоже! Как поживаешь?

Она была вся такая светская, равнодушная и кошмарная, глядела рассеянно.