Роберт Най - Миссис Шекспир. Полное собрание сочинений

Но не стала я ничего ему говорить про этот роскошный плащ, ни про дорогую шляпу, ни про чулки, ни про камзол.

Мистер Шекспир, знаете ли, не то чтоб мешками слал золотые и прочие монеты с посыльным в Стратфорд, на хозяйство.

Годами я почитай что одними посулами жила.

Семь тощих лет.

Только тем и спасалась, что жила при его родителях.

Каждый кусок считала. (Не мотай, нужды не будешь знать.)

У Джона и Марии Шекспир на шее я сидела, тоже не велика радость.

Дом на Хенли-стрит был невеселый дом.

Я свою долю, известно, тоже вношу, бывало, стряпаю, стираю, убираю, но черствый был мой хлеб, и жесткая моя постель.

Жесткая, холодная, как крапивой устланная.

Они так думали, что слишком рано их старшенького охомутали, что подловила я его.

Мария Шекспир внучков любила, да и меня, по-моему, немножко полюбила после смерти мужа, когда уж сердце оживело в ней.

Но в те поры, когда старый мистер Шекспир то злится, как сыч на крупу, то схватится — и в кабак, и домой приходит, нализавшись, ее, видно, только на то хватало, чтоб меня винить за отсутствие моего-то мистера Шекспира.

— Не ты бы, — как-то раз мне говорит, — и оставался бы он дома, в Стратфорде, как люди.

Так я и не поняла.

Или она на язык мой намекала?

Язык у меня хорошо подвешен, это уж не сомневайтесь.

Правда, у меня и голова есть на плечах.

Свекровь моя, надо сказать, меня сволочью числила.

Ну, а я, я числила ее в святых.

(Не то чтоб мне святых в молитвах не хватало, сами понимаете.)

Просто я хочу сказать, что Мария достоверно была святая, раз претерпела столько от свекра моего, да и от мистера Шекспира в его юные года.

Дальше еще порасскажу.

Помкнул на грех, по отцову следу, как пес с хвостом кургузым.

Ну, а насчет Джона Шекспира — все равно я его добром поминаю.

С большущим брюхом, с щекастой рожей был старик.

Не только был перчаточник, еще и шерстью ведал, и деньги в рост давал, и ячменем торговал, и лесом, овцами, шкурами, кожами и мясом.

А вино — то главное его было дело да погибель.

Сперва, известно, потреблял, как водится у людей, — для разговору, чтоб смазать сделку, а сделки же, они часто по кабакам ладились.

Ну, и скоро настал день, когда уж он никакого дела не мог сладить без винной кружки.

А потом такие дни пришли, и много дней, когда уж вино всякое дело ему застило.

Пришли такие дни, и Джон Шекспир стал пьяницей.

Вся жизнь его была в питье. Другой жизни не осталось.

…Потому что пьяница и пресыщающийся обеднеют, и сонливость оденет в рубище (Притчи, 23, 21).

Моему мужу и в школе доучиться не пришлось из-за позора и разорения отца.

Всю жизнь Джона Шекспира сгубило пьянство, и все же (я так скажу) не всегда была безобразна эта жизнь, не вечно безлюбовна.

Иной раз, даже во хмелю, такой вдруг сделается нежный, милый! Как подменили.

И на жену влияло, хоть она капли в рот не брала.

Бывало промеж них. Обоих забирало.

Как дети малые, и смех и грех.

Помню, раз в сочельник нализался он хересу и давай у нас с ней выпрашивать кусочек белой тучки.

Весь в слезах, и кусочек этой белой тучки у нас клянчит.

— Хочу такой рождественский подарок, — молит нас, — пусть и невозможно.

Я стою, диву даюсь, не знаю, что сказать, а Мария, та только велела ему, чтоб подождал минутку.

Пошла в сад и там набрала для него пригоршню снега, что только-только выпал.

Дала она старому Джону Шекспиру эту пригоршню снега, и сразу тот умолк и снег поцеловал.

И уснул, губами в снег.

Уснул, как дите, снег даже еще не растаял.

Зато в другой раз я видала, как Джон Шекспир так пнул жену, что она с лестницы скатилась.

Да и ко мне руку не раз прикладывал.

На Хенли-стрит не рай был, сразу вам скажу.

И прожила я там семь тощих лет, на милости у свекра.

Мало радости, надо признаться.

Зато я хоть не побиралась, в долг не просила, не воровала, не подыхала с голоду.

Сусанна говорит, что насчет вина и пьяниц мой муж рассуждает во многих пьесах, — это в особенности «Антоний и Клеопатра» , акт 2, сц. 7 [23] Этой теме посвящена вся указанная сцена, в частности, см. слова Цезаря: «Смотри, как всех нас разрумянил хмель, / Сам Энобарб не устоял. Я тоже / Ни слова не вяжу. Нас не узнать. / Вино нас, как шутов, размалевало» (пер. Б. Пастернака). , «Буря» , акт 2, сц. 2 [24] В этой сцене Стефано дурачит и спаивает Калибана, который в знак благодарности целует ему ноги. , и во второй части «Генриха VI» [25] Сцена попойки в трактире «Кабанья голова», часть, акт и сцена указаны верно, только дело происходит не в «Генрихе VI», а в «Генрихе IV». . но главное-то где мистер Шекспир выдает, что вовсе не понаслышке знает, какую адскую власть может забрать вино над иными душами, это в том месте, где его герой Гамлет, когда пора уж встретиться с призраком отца, все мнется и заводит долгую речь на эту тему, ну совершенно ни к селу ни к городу [26] См. «Гамлет», акт 1, сц. 4. Монолог Гамлета начинается с возмущения попойками дяди-короля и продолжается сетованиями на национальное пьянство: «Такие кутежи / Расславленные на восток и запад, / Покрыли нас стыдом в чужих краях, / Там наша кличка — пьяницы и свиньи» (пер. Б. Пастернака). .