Шань Са - Александр и Алестрия

Делать детей — вот в чем волшебная сила Талестрии, она, эта сила, помогает ей перебарывать судьбу и поворачивать время вспять! В ней — бессмертие Дария, она возродит его силу, его могущество, его власть! Ходят слухи, что Александр уничтожил всех наследников Дария, потому-то свергнутый властитель и явился к Талестрии умолять, чтобы она выносила и выкормила для него новое потомство.

Дарий на коленях подполз к моей царице и сказал:

— Талестрия, стань этим вечером моей царицей. Твои воительницы будут защищать и воспитывать моих детей. Ты объединишь степные народы и расширишь Персидскую империю. Мне же, Дарию, месть велит вернуться на поле брани. Мой бог хочет, чтобы я отомстил, прежде чем покинуть землю. Но мои дети, выкованные на Вечном огне, благословленные льдами Сиберии, будут непобедимы. Дарий утратит империю, но его кровь будет течь в жилах твоих детей. Побежденный царь навечно пребудет властелином мира.

Дарий сыпал обещаниями, похвалами, словами любви. Моя повелительница слушала молча. Она улыбалась. Глаза ее то и дело вспыхивали, и я ощутила тревогу. Неужто царица поверила речам этого лжеца, любящего лишь власть и богатство? Талестрия не должна нарушить обет, который дала нашему богу, — никогда не привязываться к мужчине. Она не может зачать ребенка!

Ночь близилась к концу. Красноречие Дария исчерпалось. Талестрия сидела все так же прямо и неподвижно и ничего не отвечала. Над шатром взошла заря, в воздухе заметались тени птиц. Юноша-писец спал. Лишившийся сил и потерявший надежду Дарий судорожно моргал.

Внезапно царица сказала:

— Твой путь земного царя окончен, Дарий. Бог Льда посылает тебе испытание. Ты должен взойти на Ледник без доспехов, пешим, сняв корону. На вершине ты найдешь бесценное сокровище.

Лицо Дария просветлело.

— Я пойду, чтобы тебе угодить.

Талестрия улыбнулась:

— Сокровище в твоем сердце, но путь к нему отрезан. Забудь о войне и ищи этот путь. Ты еще можешь выбирать между жизнью и смертью.

Царица помолчала, а потом добавила, загадочно усмехнувшись:

— Умереть — значит продолжить жить.

Дарий погрузился в задумчивость. Я, Тания, записала все, что услышала, хотя смысл слов остался для меня скрытым. Моя повелительница поднялась, поправила складки туники и покинула шатер. Я вышла следом.

Мы продолжили наш путь в край белых красноголовых журавлей.

Из Греции прибыло подкрепление. Мои македонские лейтенанты натаскивали новичков вместе с персидскими солдатами. Собрав сведения о восточных землях, я приказал начертить новые географические карты и отправился на восток Персии во главе армии, вымуштрованной по суровым законам моей родины. Я усилил свое войско, посадив всадников на верблюдов и слонов, которых отнял у Дария.

Сузы сдались без сопротивления, но, когда мы вошли за стены, в городе вспыхнул мятеж. Его поднял раб, выдававший себя за сына крылатого бога и изгнанный евнухами из дворца после свержения Дария. Взбунтовавшихся плебеев быстро разогнали, а Багоаса заковали в цепи и бросили к моим ногам. Юный перс был строен и черноволос. Меня потряс ненавидящий, горящий огнем веры взгляд его дерзких зеленых глаз.

Я мгновенно забыл, что приказал казнить Багоаса и выставить труп на стене в назидание жителям. Он стоял на коленях в центре помоста и как будто совсем не испытывал страха. Я, Александр, властелин мира, приказал бросить Багоаса в подземную темницу, краснея от стыда. Это не помогло. Мне чудилось лицо бунтаря. Я плохо спал. В ту ночь мне хотелось одного — сжать его в своих объятиях, причинить боль, подарить наслаждение.

На следующее утро я призвал к себе Гефестиона и говорил с ним о множестве дел, прежде чем перейти к тому, что меня действительно волновало. Я сообщил, что собираюсь помиловать вождя бунтовщиков красавца Багоаса, но в наказание его кастрируют и он будет мне прислуживать. Гефестион горько усмехнулся в ответ. Он все понял. Он не мог заставить меня быть верным. Он не умел защитить меня от меня самого, ответив «нет». Однажды он предпочел мое наслаждение своему счастью и теперь превратил собственные муки в ковер для моих утех.

Гефестион кастрировал молодого Багоаса. Он выхаживал его нежно и терпеливо. Он сносил оскорбления и прощал покушения на свою жизнь. Однажды вечером, на пути в Персеполис, он одел его в платье евнуха и привел в мой шатер.