Фердинанд Оссендовский: Ленин

— А-а! — отозвался Дзержинский. — Наконец-то! Мы сможем сделать это, — будьте спокойны, Владимир Ильич! Мы будем их преследовать, морить страхом, голодом, тюрьмой, убийством непокорных и пойманных с оружием в руках! Револьвер в наших обвинениях вырастет до размеров самого большого орудия, перочинный ножик превратится в отравленный стилет! Мы организуем тайное контрреволюционное общество, в которое привлечем белых офицеров. Когда в наших сетях окажутся тысячи легковерных, мы проведем отбор. Лучших предадим вам, остальных… земле! Мы заставим подчиниться тех, кто будет нам нужен. Заставим! Для чего же они имеют матерей, сестер, жен, детей? Мы бросим их в камеры, в тюрьмы и будем держать там и мучить как заложников! Офицерам мы предоставим выбор — или верная служба в нашей армии, или придуманная нами с Петерсом согласно рецепту Великого Инквизитора мучительная смерть их семей!

— Да! Вижу, что вы, товарищ, меня поняли! — воскликнул, потирая руки, Ленин. — А теперь другие, не менее важные, дела. Послушайте! Вы должны держать наготове людей для уничтожения Николая Кровавого и его семьи… нескольких надежных террористов… на всякий случай.

Все подняли головы, слушая спокойный, почти веселый голос Ленина.

— Значит, не будет суда над царем? — спросил Володарский. — Как поступила французская революция?

Ленин ответил не сразу. Поколебавшись некоторое время, он твердо произнес:

— Публичный суд над царем превратился бы в опасную трагикомедию, потому что мы не знаем, как он поведет себя. Вдруг он найдет в себе силы произнести слова, которые увлекут народ? Или сможет умереть геройской смертью? Мы не можем создавать новых мучеников и святых! Но мы также не можем оставить его в живых, чтобы его не похитила немецкая или английская родня, или контрреволюционеры, которые сделали бы из него с его семьей новые фетиши! Понятно?

— Понятно! — прошептали товарищи.

— Еще раз спрошу, могу ли я на вас рассчитывать и не опасаться, что секрет будет раскрыт? — спросил Ленин, осматривая острым взглядом лица сидевших перед ним людей. — Обещаю вам, что пролетариат не забудет о вашей услуге и верной защите его дела. Его благодарность может быть большей и более сильной, чем гнев из-за предательства революции. Его ладонь, тяжелая и безжалостная, сокрушающая врагов и предателей в момент раскрытия предательства, может одновременно щедро наградить, вознести к вершинам славы…

Они молча кивнули головами и сильнее сжали губы.

— Начинаете завтра! — добавил Ленин, вставая. — Мы не можем терять времени. Товарищи чертовски много болтали, а того, что важнее всего, не сделали! Теперь приходится спешить!

Он попрощался со всеми с доброй улыбкой на лице, а когда товарищи вышли, зажмурил глаза и подошел, лениво потягиваясь и громко зевая, к окну. Над Смольным собором в бледных лучах луны возвышался позолоченный крест. Он блестел, словно был выкован из искрящегося алмаза. Ленин рассмеялся и проворчал:

— Исчезни! Слишком большим бременем висишь ты над этой землей. Призываешь к мукам и покорности, а мы жаждем жизни и бунта!

Его взгляд упал на часы. Время приближалось к часу ночи. Внезапно перед ним возникло лицо Дзержинского. Бледное, бесчувственное, с запавшими, холодными, косоватыми, наполовину скрытыми под дрожащими веками глазами, со страшно сжавшимися мускулами щек и спрятавшимися губами. Оно тихо смеялось и издавало легкое шипение. Ленин оглянулся вокруг и радостно усмехнулся:

— Этот товарищ останется твердым, как стена!

Скрипнула дверь и шевельнулись смятые, засаленные солдатскими руками шторы. В комнату быстро проскользнул незнакомый человек.

— Зачем вы приходите так поздно? — спросил Ленин, и глаза его заблестели.

Он вспомнил дорогу возле небольшой горной деревеньки в Татрах и бледного молодого человека с горящими глазами.

— Зачем вы пришли? — повторил он, внимательно глядя на стоявшего возле дверей человека и медленно перемещаясь к письменному столу.

— Вы узнали меня? Селянинов. Я был у вас в Поронине, товарищ… Я пришел, чтобы еще раз предостеречь вас… Если вы совершите покушение на конституанту…

Он не закончил, потому что в коридоре раздался протяжный, тревожный звонок. Это Ленин, крадучись осторожно, добрался до стола и нажал электрическую кнопку. Вбежал Халайнен с солдатами.

— Взять его! — сказал Ленин спокойно. — Этот человек прокрался ко мне и угрожал…

Финны схватили Селянинова и вытащили его из комнаты. Ленин бросился на софу и сейчас же уснул. Он страшно устал, а совесть его была спокойна. Он даже не слышал, что во дворе, прямо под его окнами, грохнул одинокий револьверный выстрел и донесся угрюмый голос Халайнена: