Фердинанд Оссендовский - Ленин

Ленин рассмеялся и пробурчал:

— Это уже настоящее предательство, а на нас вешают собак, что мы хотим мира!

— Население Петрограда и Москвы высматривает немцев, которые должны вернуть прежний порядок, вернуть на трон династию, а с нами — покончить! — воскликнул Зиновьев, хватая себя за густую, кучерявую шевелюру.

Ленин безразлично пожал плечами.

— Товарищ председатель зря игнорирует ситуацию! — зло заметил Урицкий. — Тут надо что-то придумать, решить радикально! Нельзя играться в уничтожение других социалистов руками польского дворянина Дзержинского, когда враг стоит у порога! Немецкий империализм силен и ему будет не до шуток, когда он войдет в Петроград под радостные крики населения.

— Да! Товарищ Урицкий прав! — поддержал его Каменев, многозначительно глядя на Троцкого.

Ленин слушал внимательно, а от его взгляда не скрылись даже самые малые остатки впечатлений и невысказанных мыслей товарищей.

— Я чувствую, что товарищ Урицкий недоволен доверием, оказываемым мной Дзержинскому? Я не хочу, чтобы между нами возникали недоразумения. Дзержинскому поручено деликатное дело, чтобы не подвергать опасности вас — израилитов. У меня имеется информация, что община предупреждала вас… Это так?

Помолчав, они кивнули головами.

— Тогда закончим с этим! Надеюсь, теперь вы поняли? Я доверяю Дзержинскому, потому что он напоминает мне адскую машину, переполненную ненавистью.

— Он сумасшедший, маньяк! — с истерическим пафосом воскликнул Зиновьев. — Знаете ли вы, товарищ, что он шпионит даже за нами?!

Ленин доброжелательно улыбнулся, что заставило товарищей усилить бдительность. Им была знакома эта улыбка. Она вызывала опасение, что сейчас последует тяжелый, разящий, неожиданный и быстрый удар. Однако Ленин весело рассмеялся и сказал:

— Этот бешеный поляк просил меня недавно, чтобы я распорядился следить за ним самим. Такой он фанатик! Не верит никому, даже себе!

— Неделю назад он завлек к себе Малиновского и приказал убить! — воскликнул, топая ногами, Урицкий. — И наверняка убил, потому что с того времени никто не видел товарища Малиновского!

Ленин сощурил глаза и прошептал:

— Немного поспешил. Тем временем этот агент царской полиции принес нам больше пользы, чем вреда. Но рано или поздно он должен был погибнуть. Скоро он бы не был нам нужен.

Безразлично махнув при этом рукой, он добавил:

— Товарищи! В течение трех оставшихся до нового года дней вы должны раструбить в прессе во все трубы иерихонские, что пролетариат должен взяться за оружие и дать немецким империалистам отпор от красной столицы. Направьте на это всю свою энергию и способности! Запустите в действие агитационную машину!

— Армия не хочет еще раз подставлять свою голову, — заметил угрюмо Антонов.

— Да! — буркнул Муралов. — Им отлично известно, что нам не хватит военных материалов и провианта. На гражданскую войну пойдут, а биться с внешним врагом не согласятся!

— Тогда мы пошлем вооруженных рабочих, революционный пролетариат! — воскликнул Ленин. — Французская революция показала на что способен даже невооруженный народ!

Троцкий ядовито усмехнулся.

— Французская, а не российская… — прошипел он.

Ленин вдруг так искренне рассмеялся, что в глазах его проступили слезы.

— Вы ничего не понимаете! — говорил он, заходясь смехом. — Я ведь знаю, что после 1-х немецких очередей из пулеметов наши отряды разбегутся как стая мышей! Но наше выступление будет иметь архиважные последствия. Послушайте!

Подходя к каждому по очереди, беря за руки и хлопая по плечу, он сквозь смех объяснял:

— Революционная армия выступила! Мы помпезно обставим это! Мы сумеем красиво обыграть данный факт! Что из него следует? Замолкнут наши клеветники — социалисты из агонизирующего после Керенского Совета; задумаются контрреволюционеры, мечтающие о создании новой добровольной армии; мы перетянем на свою сторону офицеров, которых потом не отпустим; поднимут головы французы и англичане и наверняка с новой силой ударят на западе; немцы вынуждены будут снять с нашего фронта несколько дивизий и станут более сговорчивы для подписания с нами мирного договора; наше выступление против немцев раз и навсегда развеет подлые обвинения о том, что мы якобы состоим на службе у Германии; если бы так было, штаб Вильгельма должен был бы опубликовать компрометирующие нас документы, чего он никогда не сделает, потому что таких документов у него нет…