Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать

Еще в Москве Камилл расспросил своего многознающего отца и многопомнящую маму о месте, где находилось имение Бадана. Отец пояснил, а мама, которую в детстве не раз возил, оказывается, в родовое селение ее отец, уточнила пояснения своего мужа, в результате чего Камилл имел на руках вычерченный на бумаге план для поиска имения своих дедов. Но село Бадана давно вошло в пределы города Симферополя и, как с грустью установил Камилл, на месте его располагалась автобаза…

Теперь надо было побывать в Бахчисарае. Утром пораньше Асан на своих «Жигулях» повез московского гостя в столицу ханов. Камилл не рассказал Асану о причине, заставившей его посещать то одно, то другое место в Крыму - уж очень необычной была эта причина, и не каждый воспринял бы объяснение Камилла должным образом.

Асан уехал, а Камилл поначалу пошел в Хан-Сарай, но его сейчас интересовали не покои ханского дворца, в котором экскурсантам демонстрировали кровать, на которой изволила спать приезжавшая в Крым Екатерина, а сады, окружавшие многочисленные строения.

По всей вероятности, соображал Камилл, красавица-царевна Лейля проживала все же не в самом ханском дворце, а где-то неподалеку. Камилл взобрался на высокую бахчисарайскую улочку, с которой можно было окинуть взглядом окрестности дворца, и понял, что тот сад, в котором царевна встречалась с молодым воином, давно выкорчеван, а территория его застроена какими-то непристойными для древнего Бахчисарая домами. Что тут поделаешь?

Вот уж, действительно, - «все расхищено, предано, продано»…

Дождавшись маленького автобуса, курсирующего между Бахчисараем и Симферополем, Камилл вернулся в дом Светланы и Асана.

Утром следующего дня Камилл уже прибыл в Старый Крым и постучался в ворота шамилевского дома.

Шамиль очень обрадовался неожиданному приезду Камилла. В тот же вечер, оповещенные сыновьями хозяина дома пришли жена Фуата Хафизе, их дочка Алиме с мужем Абхаиром и полугодовалым сынишкой. А Февзи пришел с женой и с двумя уже детьми, и вместе с ним пришел гостящий у него Володя. И, конечно, пришел Керим.

Разговор под развесистым ореховым деревом поначалу шел о Фуате, который отбывал свой срок в лагере на Урале. Хафизе рассказала, что Фуат держится молодцом, даже поправился и посвежел.

- Ну конечно, никаких забот! На полном государственном обеспечении! – сидевшие под навесом во дворе мужчины и женщины невесело посмеялись. Не смеялась только Хафизе.

Посмеялись, потом погоревали, вспомнив Мустафу, объявившего в заключении очередную голодовку.

После наступившего молчания в разговор включился Февзи, который со знанием дела сказал, что, в общем, теперешние условия заключения лучше тех, которые были в пятидесятых годах, да и сроки поменьше.

- Хотя я лично не жалею, что попал в лагерь, - добавил он. - Мы жили в лагере под Ишимбаем своей крымскотатарской колонией, и общение со старшими товарищами сыграло в моем образовании роль гораздо большую, чем исторический факультет Ленинградского университета.

- Да, ты был мальчишкой, у тебя не было семьи, - заметил Шамиль. – В молодости все лишения переносятся легче.

Помолчали, задумавшись над нелегкой судьбой своего народа.

Вышла из дома жена Шамиля и знаками показала, что пора садиться за стол.

- Ну, ватандашлар, мойте руки, - весело провозгласил Шамиль. – Вон жена дает знать, что тава-локум остывает.

После трапезы опять вышли во двор. Кто курил в стороне, кто забавлялся с малышами.

Камилл обратился к ленинградцу Володе с некоторой ехидцей:

- Так ты нашел этот самый Киммерион?

Володя странно посмотрел на москвича и ничего не сказал.

- Так его же выгнали с работы! – воскликнул Февзи, неодобрительно взглянув на Камилла. - Не он теперь ищет, а тот, кто сейчас ищет, найдет здесь славянское городище и берестяные грамоты. Найдет, найдет! В отличие от Владимира Сергеевича…

Да, Володю с работы таки вытурили. У него были весьма могущественные недруги, которым он мешал своей принципиальностью и нежеланием подчинять научные выводы идеологическим догмам. И эти недруги нашли хороший повод его, как говорится, подставить – или замарать этого чистюлю, повязав общей подлостью, или вытолкать его. На закрытом заседании партийного бюро было прочитано письмо из обкома о вредной деятельности академика А. Д. Сахарова, написавшего и распространившего вредную антипартийную статью "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», и публично выступающего в защиту осужденных советским судом уголовных преступников. Предполагалось начать открытую кампанию по дискредитации академика, а до этого нужно было подготовить общественное мнение среди творческой интеллигенции.