Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть

- Принесите мне лимонаду и булку, у меня нет денег, - безадресно бросал художник. Мальчишка бежал в гастроном и приносил. Иногда деньги ему давал кто-нибудь из стоявших рядом людей, но чаще он тратил свои, неизвестно как добытые.

Он ревниво отнесся и к Камиллу, который долго молча стоял за спиной художника. Камилл, поднаторелый на все чаще появляющихся в столице выставках, обменялся с невесть где получившим образование живописцем несколькими репликами, за что был награжден одобрительным взглядом мастера. Это не осталось незамеченным парнишкой. Когда художник, не оборачиваясь, бросил назад коротко - "Кушать хочу!", Камилл протянул мальчишке три рубля и тот побежал в магазин. Вернувшийся с белым батоном, с куском колбасы и с бутылкой "крем-соды" парнишка поведал Камиллу то, что знал:

- Он из лагеря недавно освободился, живет на Алайском базаре, в сарае. Он говорит, что за картину 500 рублей дадут.

В те годы, когда буханка хлеба стоила шестнадцать копеек, а хорошие мужские туфли можно было купить за двадцать рублей, названная сумма была весьма немалой. Даже билет на самолет из Ташкента в Москву в то время стоил двадцать восемь рублей!

Солнце явно клонилось к вечеру. Камилл почувствовал голод. Старый друг Виктор уже, должно быть, вернулся с работы, надо ему позвонить, он, предупрежденный еще звонком из Москвы, наверное, давно ждет Камилла. Достав из портмоне монету и бросив последний взгляд на художника и на его картину, Камилл пошел к телефонной будке.

- Ты где пропадаешь! – возмущался Виктор. – Я сегодня с полудня дома, жду тебя! И Нона уже давно пришла с базара!

- Виктор, ты уж извини. Я пройдусь еще немного пешком, ты ж понимаешь… Буду у вас максимум часа через два. Привет Ноне!

Несмотря на ожидающее его у друга застолье, сейчас надо было перекусить. В ресторан заходить глупо. Где тут нынче шашлыки?

Камилл принюхался и определил направление, по которому следовало идти. По хорошо знакомому переулку он вышел к углу улицы Карла Маркса, где рядом с павильоном «Мороженое» сейчас жарили шашлыки и готовили замечательный лагман. Съев под кружку довольно прохладного разливного пива несколько палочек шашлыка, довольный и благостный москвич пошел по направлению к скверу, где стояли здания Университета – его alma mater . Вдоль дороги еще можно было видеть следы происшедшего здесь год назад землетрясения – обнесенные деревянной оградой полуразрушенные здания кинотеатра и универмага. От вида этих свидетельств бедствия градус радостной встречи с городом юности слегка снизился. Камилл перешел на другую, не разрушенную сторону улицы и отдался предвечернему очарованию южного города.

Приятно было идти налегке, в полураспахнутой рубашке по «плешке», с которой связано столько воспоминаний. Но эти воспоминания то и дело прерывались, потому что идущие навстречу девушки одаривали его, уверенного в себе молодого мужчину, кокетливыми улыбками, отвлекающими его от давнишнего и приобщающими к текущему. Камилл вспомнил, как впервые, еще в студенческие годы, приехав в Москву, он был очень удивлен равнодушными, проносившимися мимо взглядами шествующих навстречу московских красавиц. А ведь он был видным и вполне нормально упакованным юношей. Только потом, поразмыслив, понаблюдав и сверившись наблюдениями с московскими сверстниками, Камилл понял, что скользящие мимо взгляды северных красавиц есть следствие именно северного климата. И как теперь было приятно бывшему ташкентскому студиозу оказаться в желанной атмосфере взаимного, пусть и мимолетного, внимания и доброты. Не так уж он, видно стар, если юные незнакомые девушки ласково ему улыбаются, что, впрочем, ни в коей мере не свидетельствует об их легкой доступности. Для здешних прелестниц такая реакция на встречных молодых мужчин была элементом их самолюбования, – ты видишь, как я хороша в своем открытом легком платьице, я нравлюсь тебе, я рада, что доставляю тебе удовольствие видеть меня, - и ничего более! Это, если вообще говоря . Однако в частности могло произойти что угодно, и сие уже зависело от способностей мужчины…

Пройдя через сквер, где в цветочном павильоне он выбрал букет покрасивее для Ноны, Камилл сел в троллейбус, который минут за пятнадцать привез его к дому старого товарища студенческих лет. Встреча была трогательной. Нона, жена Виктора, родившая ему двух замечательных мальчишек, расплакалась - не виделись уж более пяти лет.

Пили в тот вечер только домашнее вино, мастерски изготовляемое с давних пор самим Виктором. Поэтому утром похмелья не ощущалось. Позавтракав за дружеским столом, Камилл отправился в Красногорскую экспедицию, откуда вместе с Войцеховской выехал поездом в Андижан.