Когда поезд приблизился к станции Джанкой, Камилл принял своеобразное решение. Он сошел с поезда, переобулся в кеды и, закинув рюкзак за спину, пошел по Крыму пешком.
Оказалось, что не вся древняя степь распахана, что еще есть в Крыму земли, не тронутые дурным плугом. Камилл шел по ковыльной целине, по чернозему, и тонкая корка на почве похрустывала под его подошвами, будто бы земля была полита хрупкой глазурью, изготовленной из черного сахара. Эта земля была единственным достоянием его народа. Прах предков навечно упокоился в этой земле, здесь время не стерло еще следов, оставленных плугами прадедов, на этой земле еще сохранились, впрессованные временем в нижние ее слои, отпечатки копыт аргамаков и карабаиров, на которых отважные татарские воины мчались за Перекоп, чтобы побить агрессора или наказать предателя, чтобы добыть славы в бою и промыслить боевых трофеев.
Недобрые мысли роились в голове Камилла, который знал, что ежели сейчас ему повстречается милицейский патруль, то, как татарина, родившегося на этой земле, на него наденут наручники и хорошо, если выдворят за пределы «Крымской области», а не то еще прикончат да и зароют в овраге.
От сознания своей беспомощности перед торжествующим на его родине злом у него бешено билось сердце, вызывая тошноту и головокружение. «Ртуть, только эта чертова красная ртуть!», - шептал он.
Но защитные силы разума скоро переместили его чувства в другую реальность, в которой то, что он шел сейчас по крымской степи как изгой, как тать, пробирающийся тайком, казалось невозможным. В той реальности, в которую погрузилось его сознание, он был князем своей Отчизны, вокруг него были его гордые сородичи ,умелые воины, умные дипломаты, справедливые правители. Седла на лошадях были великолепны, сабли было отличной ковки, обмундирование было замечательно пригнано, удобно и практично подтянуто. Где они, эти лисьи треухи, развевающиеся полы кафтанов – только продажные дешевки-историки могли нафантазировать такую расхлябанность в своих повествованиях и изображениях.
Да, все было в рамках тогдашних международных отношений - с соседями то дружил Крым, то воевал их, принуждал к выплате репараций и ежегодной дани. А такого, чтобы обманом присоединить, обещать покровительство, ограбить и разорить города и села, изгнать народ - такого история Евразии не ведала до той поры, пока не возросла на ее просторах Империя, прозванная позже Империей Зла…
Камилл с болью в сердце возрождал в памяти столетия славы своего народа. Но что поделаешь, судьба людей и государств подобна вращающейся лестнице – сегодня наверху, а завтра вновь внизу. Что для истории несколько сот лет! Ход истории нельзя остановить, и всякая мощь угасает, меркнет слава, чтобы со временем возродиться снова.
Камилл шагал по древней своей земле, вдыхал ее воздух, крымское солнце палило его, разглаживались морщины на лбу, и уже вместо исторических переживаний его стало занимать созерцание окружающих мирных картин, однако некоторая спутанность сознания оставалась. Вот проскакал на деревенской кляче белобрысый мальчишка лет двенадцати, и Камилл вспомнил, как в далеком отсюда Узбекистане он впервые в таком же возрасте взобрался на такую же клячу. И вдруг осознал, глядя на хлеставшего круп лошади мальчишку, что, видимо, неподалеку появилось жилье. Выскочила откуда-то рыжая собака, которая даже не залаяла, а удивленно воззрилась на чужого человека - посторонние люди редко появлялись на степном хуторе, который завиднелся справа от шествующего по целине татарина.
Жил на хуторе с женой хохлушкой русский Иван, которого в округе все звали Иваном Хохлом, да и сам он так представлялся посторонним, будто то была его фамилия. Поселился Иван у степного оврага давно, еще молодым и с молодой еще женой да с малой дочерью. Сейчас дочь работала в Харькове, а к нему отсылала на лето сорванца-внука, который и прибыл только вот вчера, и по такому делу зарезал Иван нынче овцу.
- Оставайся, сейчас хозяйка потроха жарить будет, - сказал он Камиллу, после того как напоил его холодной колодезной водой.
Камилл поглядел в степь налево, направо, оглянулся назад, потом ответил хозяину:
- Поллитру надо бы раздобыть…
- Так где ее тут раздобудешь, - рассмеялся хозяин. – Да ты не журись, самогонка найдется! Пьешь самогонку-то?
Иван изучающе глядел на гостя из-под растрепанных седых бровей. Был он бородат и бос, в серой рубахе поверх таких же штанов - ну прямо мужик с картины из Третьяковки!
Читать дальше