Михаил Попов - Цитадель тамплиеров

— Предоставляю вам право первого копья, шевалье, — сказал Рено Шатильон.

— Благодарю вас, граф, — отвечал де Труа.

Они стояли стремя к стремени на пологом склоне холма. Внизу, в чахлых колючих зарослях, продвигалась волна истошного лая. Собаки загоняли крупную дичь. Этот вид охоты плохо прививался в лишенных подлеска лесах Палестины. Трудно было и везти сюда натасканных аквитанских собак. Животные хуже людей переносят тяготы морских путешествий.

— Это — белогрудый олень, — сказал, прислушиваясь, граф.

— Олень? — в голосе де Труа послышалось разочарование.

— Напрасно вы так, этот олень мало чем уступит вашему лангедокскому зубру.

Затрубил рог.

— Пора! — скомандовал граф и дал шпоры коню в четверть силы. Всадники, набирая ход, поскакали к подножию холма. На полянке, осев на задние ноги и наклонив огромную, увенчанную крылатыми рогами голову, вертелся, роя копытами землю и дико храпя, мощный зверь.

Он был окружен дюжиной истошно лаявших, припадавших на передние лапы собак. Одна с перебитым позвоночником валялась тут же.

Зверь с налитыми кровью глазами бил в ее труп копытом.

— Прошу вас, де Труа, — крикнул граф, — когда метнете копье, проскакивайте подальше! Он может повалить лошадь и переломать вам ноги.

Тамплиер пришпорил жеребца, перехватил и понесся в гущу схватки. Граф двинулся за ним. Пролетая на полном скаку мимо храпящего чудища, де Труа приподнялся на стременах и метнул двенадцати фунтовое копье. Если бы мишень была неподвижной, он попал бы в шею пониже загривка, но олень рвался из стороны в сторону, отпугивая собак, и острие попало в череп между рогами, в кость толщиной в три пальца; олень лишь осел на задние ноги и временно ослеп. Граф Рено, в свою очередь, атаковал его, и острие копья вылезло с другой стороны шеи. Егеря закричали, приветствуя своего господина.

Жир с оленьей ноги, насаженной на вертел, закапал на угли костра. Быстро стемнело.

За спиной господ стоял слуга с кожаным бурдюком и следил, чтобы их чаши не пустели. Несмотря на удачную охоту, прекрасный вечер, замечательное вино, Рено был невесел. Он тупо следил за искрами, уносившимися в небо, вдыхал, раздувая ноздри, запахи леса и хмурился.

Наклонившись, граф отхватил ножом кусок оленины и попробовал, готова ли.

— Сухое мясо, — сказал он, — у нас в Аквитании оленину шпигуют свиным салом.

— Но ведь не ради жирной оленины вы охотитесь, граф, — заметил де Труа.

Рено молча отхлебнул вина.

— Скажите, сударь, известно вам что-нибудь о госпоже Жильсон? — спросил шевалье. — Меня представляли ей в Иерусалиме.

Граф выплюнул мясо, не прожевав. Сказал:

— Она теперь здесь.

— В Яффе?

— Да.

Де Труа изобразил удивление.

— При дворе принцессы она мне не попадалась.

— Она не смеет там показаться. Изабелла прикажет ее удавить. Или утопить.

— Сказать по правде, я это понимаю.

Граф медленно повернул тяжелую голову.

— Договаривайте, сударь.

— Пожалуй. Говорят, что госпожу Жильсон рыцари Храма используют для дел, требующих тонкости, деликатности и женской хитрости. Дескать, она на содержании у тамплиеров…

Граф покивал, кусая ус.

— Вероятно.

— Интересно, что ей надо в Яффе… — де Труа встрепенулся. — Кого она интригует? Впрочем… В Иерусалиме она, как я понял, афишировала свои связи с орденом Храма. А такое принято скрывать. Я думаю, тут у нее свои заботы. Вы в стороне и не боитесь, конечно, интриг этой дамы, а я почему-то ее опасаюсь.

— Я никого не боюсь, сударь, — счел нужным сказать граф.

— Да, да, я неловко выразился. Кроме того, злые языки утверждают, что госпожа Жильсон, как многие женщины света, пыталась вас соблазнить, но в этом не преуспела. Хотя… умеет и шантажировать.

— Ваши слова справедливы. Она обещала мне показать какие-то документы.

Де Труа сосчитал про себя до двенадцати, погладил бороду и промямлил, зевнув:

— Какие могут быть документы? Чьи-нибудь краденые письма?

— Вы угадали. Видимо, краденые. Мне важно знать их содержание.

— Что же в них может быть? — не удержался де Труа. — Задета чья-нибудь честь? Не честь ли вашей жены?.. Но, извините. Мое любопытство уже неприлично. Оставим-ка эту тему.

Оговорка шевалье взбудоражила Рено:

— То-то и оно, сударь, что женой моею принцесса не станет ни при каких обстоятельствах.

Шевалье удивился.

— Простите, граф, вы ведь не трубадур безлошадный, ваши предки…