Дэвид Чейни - Путь меча

В первый день первого месяца 1177 года император встал в четыре часа и совершил поклоны по четырем направлениям – небу, земле и императорским гробницам, Потом он помолился богам о покорении злых духов и обратился к своим предкам с мольбой обеспечить счастливое царствование в наступающем году.

Во всех десяти провинциях это было веселое время. Но не было веселья в доджо, в Сарашине, где грустный Ичикава писал послание к Тадамори-но-Фумио своей непривычной к этому занятию солдатской рукой.

Снаружи, вокруг академии, – парады и празднества; внутри было тихо. Только слегка шелестел шелковый рукав Ичикавы, выводящего знаки в письме, в котором он просил Фумио о помощи.

Окончив письмо, он свернул его и завязал, потом вложил в бамбуковую трубку, запечатал ее на концах и пошел поискать посыльного.

К началу Праздника Змеи, третьему дню третьего месяца, самое холодное время зимы прошло, и в тот вечер, когда император зажег свечи в честь бога Северной Звезды и Большой Медведицы, было тепло.

В садах императорского дворца в ручьях плавали чаши с вином, и гости вынимали их из воды и пили, каждый раз декламируя стихи. Когда поэзия надоела, был устроен пир, а затем придворные танцевали и пели всю ночь. В то время, как в столице праздновали, в Сарашину прибыл посыльный, принесший послание, свисавшее с палки на его плече. Он побежал по пыльным улицам и, миновав город, достиг академии. Ичикава прекратил занятия. Он узнал герб князя Фумио на трубке с посланием. Щедро заплатил гонцу и дрожащими пальцами вскрыл послание.

Прочитав письмо князя Фумио, Ичикава отпустил свою группу и поспешил в комнату Йоши.

– У меня хорошие новости, – сообщил он.

– О чем? – без интереса спросил Йоши.

– Ты отправишься домой… в замок князя Фумио. Лучшие служители Будды в стране придут туда помочь тебе.

– Я не могу поехать в Окитсу. Сыщики сообщат, что я там, и это принесет неприятности моим родным.

– Чепуха! Так много времени прошло… Твой дядя пишет, что никаких трудностей не будет. Прошлое давно забыто, – убеждал Ичикава.

– Я не достоин этого, – сказал Йоши.

– Князь Фумио настаивает. За тобой послана повозка с волом, она свезет тебя.

– Как мой дядя узнал, что я здесь?

Ичикава дружески положил руку на плечо Йоши.

– Прости меня, если я слишком много позволил себе во имя дружбы… Я написал ему в первый день этого года.

– Напрасно, – неуверенно сказал Йоши.

– Йоши, что-то надо было предпринять. Доктор не смог ничего добиться. Я не могу тебе помочь. Тебе нужны монахи.

– Монахи не помогут мне.

– Надо попробовать, – Ичикава был расстроен. Йоши отвернулся к стене.

– Что со мной происходит? Все, что я делаю, кончается несчастьем. Лучше бы я погиб в пожаре.

– Йоши, если бы ты знал, как мне тяжело, когда ты так говоришь. Я чувствую, что в твоей болезни я виноват. Если бы я тебя послушался, ты бы сразился с Канеоки и не было бы у тебя этих страданий, – вздохнул Ичикава.

– Сэнсэй, не осуждайте себя. Никто не смог бы для меня сделать больше. Может быть, вы правы, и монахи могут помочь. Я охотно поеду, хотя бы ради того, чтобы избавить вас от бремени.

Путешествие было тяжелым и медленным; повозка подвигалась с постоянной скоростью три мили в час. Для удобства Йоши в плетеном корпусе двухколесной повозки была устроена соломенная постель с мягкой прокладкой. Физически Йоши совсем поправился; остался, правда, шрам длиной в шесть дюймов на левом плече, близ старой раны от удара Чикары, и еще была легкая хромота из-за стянувшихся мышц там, где ронин ударил мечом. Но дело было в его психическом состоянии. Меланхолия не рассеивалась. Погода была в конце третьего месяца исключительно хороша: без дождей и небо было безоблачно. Волы тащились на юго-восток через горные перевалы. Один или два раза Йоши видел оленей близ дороги; но виды природы только наполняли его невыразимой печалью. Он вспоминал времена, когда готов был запеть от радости, увидев их. Теперь все проявления жизни приводили его в уныние.

Дядя Фумио, – он здесь, – крикнула Нами. Она спешила по центральному проходу замка, разыскивая дядю; она заглядывала во все комнаты по пути, запыхавшись, сообщая свое известие. Чувства Нами теперь, когда ей предстояло встретиться с Йоши, были противоречивы. Она помнила веселое лето, когда ей было четырнадцать лет, и юношеские признания Йоши в любви. Как давно! Ее щеки зарумянились, когда она вспомнила, как она восхищалась этим старшим, опытным в светских делах родственником из Киото. Это было детское увлечение, и через несколько лет она забыла его.