Михаил Загоскин - Аскольдова могила

– Всеслав! – загремел с другой стороны знакомый юноше голос.

– Это Веремид! – вскричал Всеслав. – Скорей, скорей, Надежда, – мы спасены!

Они выбежали из развалин. Подле Аскольдовой могилы стоял незнакомый. Буйный ветер рвал с его плеч верхнюю одежду и расстилал по воздуху густые его кудри. Он держал в руке обнаженный меч.

– Поспеши, Всеслав, – сказал он, идя к нему навстречу, – время дорого: злодеи ваши близко!..

– Всеслав! – повторил кто-то, выбегая из-за развалин.

Незнакомый выступил вперед и заслонил собою Всеслава и Надежду.

– Где он, где? – вскричал видный собою молодой человек, подбегая к Аскольдовой могиле.

Вместо ответа острый меч засвистел в руке незнакомого, и молодой человек, пронзенный навылет в грудь, с глубоким стоном повалился на землю.

– Праведный боже! – воскликнул Всеслав. – Это Стемид, это друг мой!

– Твой друг?! – повторил с удивлением незнакомый. – А я думал… но все равно. Поспешим!..

– Надежда! Веремид! Сюда, сюда! Он исходит кровью! – кричал Всеслав, раскрывая платье на груди своего друга.

– Спасайтесь! – проговорил умирающим голосом Стемид.

Шагах в пятидесяти от развалин послышались громкие голоса.

– Безумный! – вскричал незнакомый, подходя к Всеславу и умирающему Стемиду. – Время ли теперь думать о других?.. Думай о себе!

В эту самую минуту ослепительная молния разостлалась багровым заревом по черным небесам, и, облитая ярким светом, золотая гривна заблистала на окровавленной груди Стемида. Незнакомый содрогнулся. Он схватил за руку Всеслава и сказал прерывающимся голосом:

– Говори, говори: кто этот юноша, кто были его родители?

– Несчастный! – воскликнул с горестью Всеслав. – Он так же, как и я, не знал ни отца, ни матери.

– Так же, как ты? – повторил с ужасом незнакомый, наклонясь над Стемидом. – Так… так… я не ошибаюсь – это золотая гривна?..

– О, не отнимай ее, – промолвил Стемид, умирая, – это единственное наследие отца моего!

– Отца его! – произнес глухим голосом незнакомый. – Его отца… и я… но, может быть… Нет!.. Он умер!

– Умер! – повторил Всеслав. – Злодей, что ты сделал?.. Стемид, Стемид, брат мой!..

Незнакомый не говорил ни слова. Все члены его трепетали, волосы стояли дыбом.

– Молчи! – сказал он наконец, заскрежетав зубами. – Бессмысленный, проклинай не меня, а неумолимую злодейку судьбу мою! О, Варяжко, сбылись слова твои – твой бог победил!

– Сюда, сюда, ребята! – загремел голос Фрелафа.

– Надежда, – вскричал Всеслав, – скорей, скорей, к Днепру!..

– Прочь! – прервал незнакомый, отталкивая Всеслава.

Он схватил в свои объятия бездушный труп Стемида, сбежал с утеса и вскочил в лодку, в которой дожидался его Тороп. Как стрела полетел челнок вниз по течению Днепра, зарылся в волнах и пропал из глаз Всеслава и Надежды. Погруженные в какое-то бесчувственное оцепенение, они стояли на краю утеса, там, где он, опускаясь прямой стеной до самой реки, исчезал в глубине бездонного омута.

– Вот они! – раздались шагах в двадцати от них громкие голоса.

– Итак, нет спасенья! – сказал Всеслав, глядя с отчаянием на свою невесту. – Еще несколько мгновений…

– И никто уже не разлучит нас! – прервала Надежда. – Всеслав, – продолжала девушка твердым голосом, мы обвенчаны с тобою там, на небесах! И вот, – промолвила она, указывая на крутящуюся под ногами их пучину, – вот наше брачное ложе! Лучше смерть, чем позор и разлука с тобою!

– Да, Надежда, да, лучше смерть!.. Но, может быть… Господь поможет нам…

– Всеслав, супруг мой, – шепнула Надежда, обвив крепко своими руками юношу, – поспешим – они идут!

– Сдавайся, разбойник! – заревел Фрелаф. – Хватайте его, братцы!

Всеслав и Надежда бросились с утеса. Волны Днепра расступились, закипели, слились опять – и хладнокровно, венчальным своим покровом тихо прикрыли новобрачных. Чрез минуту поверх воды забелелось платье Надежды; придерживая ее одною рукою, Всеслав боролся с волнами. Вдруг загудел ужасный вихрь, помчался вдоль реки, взрыл песок со дна глубокого Днепра; волны, как горы, заходили от одного берега к другому. Вот что-то похожее на тихий вопль слилось с воем ветра, еще что-то при свете молнии мелькнуло посреди реки – и все исчезло…

Давно уже первопрестольный град Киев как животворное солнце проливал источники света на всю землю Русскую. На развалинах языческих капищ возвышались храмы истинного бога, и на том месте, где некогда пострадали святые мученики Феодор и Иоанн, искусные зодчий, призванные из Византии, воздвигали соборную церковь, во имя пресвятой Божией Матери. Прошло уже много лет с того великого дня, в который, по словам летописца, земля и небо ликовали; когда великий князь Русский – сей Владимир, некогда кровожадный, буйный язычник, а теперь кроткий, исполненный любви и милосердия христианин, достойно нареченный Равноапостольным, – явился на берегу Днепра и, окруженный собором греческих священников, смотрел с умилением на толпы киевлян, которые, подвигнутые примером своего государя, спешили вступить в реку для принятия святого крещения; когда, устремив свой взор на небеса, в восторге и радости сердца, он воскликнул: «Творец неба и земли, благослови этих новых чад твоих!»