Марсель Паньоль - Зачумленные

— Сколько это будет фунтов хлеба?

— Примерно вдвое больше, — ответил пекарь. — Но вот чего мне не хватает, так это дров! У меня их всего на неделю…

— При необходимости, — сказал господин Панкрас, — мы сожжем свой паркет. Но мы еще далеки от этого!

— И потом, — напомнил Гарен-Молодой, — зима не была суровой, и во всех погребах еще остается провизия…

Заговорило подвальное окно; нотариус произнес:

— У меня ее два полных воза!

— Как вы себя чувствуете? — прокричал ему Панкрас.

— Жарковато, — воскликнул нотариус. — Но думаю, это из-за двух бутылок вина, которые я только что выпил и которые придали мне бодрости!

— Это точно вино, — крикнул Панкрас. — Теперь попробуйте поспать!

— Не могу! — воскликнул нотариус. — То, что вы говорите, мне слишком интересно! Продолжайте! Продолжайте! Спросите мясника, что есть у него!

Большой Ромуальд вышел вперед, несколько смущенный, и быстро сказал:

— У меня есть половина быка, теленок и три овцы. Если нас тут сотня человек, нам этого хватит на две недели. Может, на три, если мясо сохранится…

— У меня в погребе есть лед, — произнес доктор, — я предоставлю погреб в твое распоряжение.

— А если это продлится больше трех недель? — спросил нотариус.

— Право же, — сказал доктор, — у нас в конюшнях мой мул, ваш и две лошади мясника.

— Вы хотите съесть моих лошадей? — с ужасом спросил мясник.

— Мы хотим жить, — ответил доктор, — и ты тоже хочешь жить. Если мы их съедим, то купим тебе потом самых лучших.

Наконец, в порыве щедрости, каждая кумушка призналась в своих запасах: в то время было принято заполнять шкафы и кладовые настолько, насколько возможно, потому что снабжение ― даже в большом городе ― не всегда было обеспечено так, как сегодня.

Бабушки произвели фурор рассказами о таком огромном количестве банок варенья, что Гарен-Молодой заподозрил их в преувеличении (в чем он ошибался), а матери семейств сообщили о тридцати туазах (туаз ― старинная французская мера длины: шесть футов, около двух метров) колбас, нескольких дюжинах окороков, мешках сушеных каштанов, кукурузной муки, гороха, чечевицы, фасоли, и все это в таких больших количествах, что господин Панкрас радостно потер руки и объявил:

— Друзья мои, я думаю, что немного экономя, мы сможем продержаться по меньшей мере четыре месяца. К этому времени овощи, которые мы посадим в наших садах, созреют, что при необходимости даст нам еще пару месяцев, а это значит, что мы спасены!

Затем вперед вышел капитан и сказал, с обиженным видом:

— А я? Разве у меня ничего не спросят?

— У одинокого мужчины, — предположил Панкрас, — нет больших запасов…

— Потому что вы забыли главное, — ухмыльнулся капитан. — Я могу предоставить в распоряжение общины четыре бочки с вином, то есть около тысячи бутылок, два бочонка рома, бочонок водки, и более ста бутылок различных напитков вроде мараскина, коньяка, агвардиенте, шнапса и виноградной водки, которые являются лучшими лекарствами в мире!

В его адрес раздались, ― вполголоса ― возгласы одобрения.

— А теперь, — сказал Панкрас, — предлагаю вам с аппетитом отужинать. Но затем вы ко мне вернетесь, я осмотрю вас одного за другим, чтобы быть уверенным, что мы не пустим волка в овчарню… До скорого свидания.

В отдалении по-прежнему звонили колокола, но все уже воспряли духом из-за плана доктора.

Когда все разошлись по домам, вновь раздался голос мэтра Пассакайя, звавший капитана, и работорговец подбежал к подвальному окну.

— Что случилось? Вам хуже?

— Нет, — громко сказал нотариус. — Я чувствую, что иду на поправку. Но думаю, что это произойдет быстрее, если вы принесете мне одну из тех бутылок, о которых только что говорили!

— Разумная идея, — сказал капитан.

И бегом отправился в свой подвал.

После ужина господин Панкрас первыми осмотрел детей, и, поскольку в течение двух недель они не покидали площадь, осмотр прошел быстро. Затем пришел черед мужчин: почти все они спускались в город, и обследование было тщательным. Он заставлял их улечься голыми на столе и при свете четырех факелов сначала осматривал их кожу, затем принюхивался к дыханию, обследовал язык и горло, считал пульс, ощупывал животы, подмышки, пах. Каждый раз, когда доктор говорил «этот здоров», старая Алиетт подходила и обтирала мужчину уксусом «четырех разбойников», а затем тот, хохоча, спрыгивал со стола.

К полуночи пришла очередь женщин, затем девушек. Четыре кумушки держали факелы. Они отметили, что господин Панкрас очень тщательно отнесся к этому обследованию: иногда он более минуты прикасался к белой коже краснеющей девушки, затем приблизившись, почти касаясь кончиком носа, искал малейшие следы заболевания или самый крохотный бубон: потому что чума коварное заболевание, которое часто приходит потихоньку. Наконец около трех часов утра все было закончено, и доктор сказал, что совершенно уверен, что чума еще не пришла в их убежище, и это вызвало радостный шум.