— Да, я ими уж доволен. Он очень дельно взялся за перемены в этом заплесневевшем здании, рассчитанном лишь на пышные празднества в честь великой Екатерины.
— И в чем же эти перемены состоят?
— Это вас интересует?
— Еще бы! Как, впрочем, и все, что вы предпринимаете, мой государь!
— Вы редкий слушатель, мой друг, вам приятно рассказывать, даже если вы не слишком понимаете, о чем идет речь.
— Вы так снисходительны к моей необразованности, государь.
— Я охотно прощаю ее вам за ваше очарование. Так вот, во-первых, Мусин-Пушкин сам назначил нового директора.
— Разве того же не делал и покойный Бецкой?
— Нет, конечно, это была прерогатива Совета, за которую господа художники крепко держались. Граф разумно не придал значения их возражениям. Отныне с прерогативой покончено.
— А еще?
— Еще граф изменил соотношение классов. Прежде каждый из них обладал известной самостоятельностью и его руководитель действовал так, как считал нужным. Теперь все живописные классы передаются в руководство профессора живописи исторической. Он один станет решать, как и что в них преподавать.
— Но так ли это важно, государь, подчинить профессору живописи исторической пейзажистов, живописцев цветов, зверей, даже баталистов?
— Вы ничего не поняли, мой друг. В искусстве должна существовать единая дисциплина и единый стиль, иначе оно будет существовать только во вред государству.
— Мой государь, я и в самом деле не способна понять всего масштаба ваших замыслов, как не могу понять, почему однообразие в искусстве полезно государству. Мне кажется…
— Вот именно, вам кажется, а я твердо знаю: разброд в мыслях, как разброд в солдатском строю, ведет к поражению государства. При мне его не будет.
— А я подумала вас попросить…
— Это уже вторая просьба, Екатерина Ивановна!
— Но я имею в виду самую мелочь.
— В чем же ваша мелочь заключается?
— Не найдется ли преподавательского места для господина Левицкого? Он восемнадцать лет преподавал в портретном классе, и только каприз Потемкина лишил его работы, бы же видели столько его работ, мой государь!
— Нет, такого места для него нет.
— Вы так категоричны, государь, что я теряюсь.
— Просто вы не все знаете, мой друг. Ваш Левицкий, в котором вы видите только живописца, на деле ярый мартинист. Он помогал заключенному в крепость Новикову.
— Которому вы справедливо вернули свободу.
— Но не доверие! И он принимал у себя дома сыновей Радищева.
— Который также вами освобожден.
— Но от этого ваш Левицкий не перестал быть мартинистом.
Петербург. Зимний дворец. Покои императрицы Марии Федоровны. Мария Федоровна, Е. И. Нелидова.
— Как долго вы заставляете себя ждать, Екатерина Ивановна! Это просто невыносимо!
— Государыня! Ваше императорское величество! Я бросилась к вам со всех ног, как только за мной зашел камер-лакей. Он подтвердит вам — я не замешкалась ни на минуту.
— Может быть, может быть, но время кажется мне настоящей обузой. Простите, если я оказалась несправедливой к вам.
— Мне вас простить, государыня? Как вы можете так подумать о своей верноподданной? Я вся к вашим услугам, ваше императорское величество.
— Не хочу скрывать — я никогда не любила и не могла любить вас, Екатерина Ивановна. Вы занимали в сердце государя то место, которое должно было принадлежать исключительно мне как супруге и матери.
— О государыня, только на правах самого верного друга вашего семейства.
— Подождите, подождите, Екатерина Ивановна, сейчас не до прошлых счетов. Повторяю — я никогда не любила вас, но и не могла не отдавать должного той сдержанности, с которой вы использовали возможности своего влияния на государя. Это заставляло меня мириться с вами, вашим постоянным присутствием во дворце.
— Государыня, я в отчаянии!
— Сейчас наступило время отчаяния, которое волей-неволей нас с вами объединит. И я прошу вашей помощи.
— Государыня, вы переоцениваете доброе отношение ко мне его императорского величества. Но во всяком случае располагайте мной по вашему усмотрению.
— Вы слышали о московских новостях?
— Что вы имеете в виду, государыня?
— Новые знакомства императора!
— Мне говорили москвичи, какое замечательное впечатление произвел на древнюю столицу государь и как восторженно его встречали московские толпы. Но ведь в этом, государыня, вы и сами могли убедиться.
— Я говорю об этой московской девице. Вы обратили на нее внимание?
Читать дальше