Нина Молева - Граф Платон Зубов

— Что ж, Жеребцова ей явно не пара.

— Но кажется, Ольга Александровна компенсировала эту свою неудачу. Я помню разговоры о ее близких отношениях с богачом Демидовым. Ее легкомыслие не уступает нравственной беспринципности братьев. Нет, Кутайсов, ее я просто не замечу. Пусть живет как хочет и как умеет, лишь бы ее похождения не получали излишней огласки.

Петербург. Васильевский остров. Дом Д. Г. Левицкого. В. В. Капнист и Д. Г. Левицкий.

— Неужто что-нибудь переменится, Василий Васильевич?

— К лучшему, хотите вы сказать, Дмитрий Григорьевич?

— Конечно, к лучшему. О худшем что думать — само придет, не забудет.

— К лучшему…

— А у вас сомнения, Василий Васильевич? Ведь вот выпустил же император Николая Ивановича из крепости, первым же своим указом выпустил, а в указе первым номером Новикова поставил.

— Видели вы его, Дмитрий Григорьевич?

— Как не видеть! Сами же с Настасьей Яковлевной и в Москву его провожали.

— В Авдотьино — так точнее.

— Да, Николай Иванович пожелал незамедлительно в Авдотьино отправиться. Все молился, чтобы живым доехать.

— Так плох?

— Его больным четыре года назад брали.

— Знаю, знаю.

— Но тогда болезнь была. Теперь — дряхлость. От болезни выздоравливают, от дряхлости…

— Как дряхлость? В его-то годы?

— Да никто ему его пятидесяти двух нынче не даст — все восемьдесят.

— И врач не помог? Ведь с ним вместе все время был.

— Был. Да ведь врач недугу телесному противостоять иногда может, а Николая Ивановича недуг сердечный поразил. Несправедливость человеческая. Все для людей желал, о народе российском пекся и в преступники государственные вышел. С обидой своей не справился.

— И государь его видеть не захотел, вернуть типографию не обещал?

— Где там! Передавали мне, что его императорское величество великое неудовольствие высказал — Новиков лично не пытался его за милость благодарить.

— Это кто же такое узнал?

— Госпожа Нелидова Екатерина Ивановна. Она же и гнев государев утишить сумела, тяжкою болезнию Николая Ивановича его извинила. А то чуть приказа не вышло силой Новикова с дороги свернуть, чтобы государю в ноги упал.

— Да уж такой неожиданности никто бы не пережил.

— Вот Екатерина Ивановна тут все силы приложила, спасла Николая Ивановича.

— Значит, благополучно доехал.

— Как сказать — благополучно. Авдотьино в полном разорении нашел, детей едва не в рубище.

— Это за четыре-то года!

— В России на разор и года хватит. Вот что в письме мне из Авдотьина пишут: «По возвращении своем Николай Иванович увидел себя лишенным почти всех способов содержания себя с семейством одними доходами с оставшейся небольшой подмосковной деревни и потому принужден был заложить помянутую деревню, в 150 душах состоящую, в Московский опекунский совет в 10 000 рублей серебром. Часть сей суммы употреблена на поправление домашней экономии, а остальные деньги издержаны на покупку хлеба для прокормления людей по случаю бывшего здесь хлебного неурожая».

— Несчастливый человек!

— Да разве это все, Василий Васильевич! Вы сами отец, сами знаете, как о детках сердце болит, а Николай Иванович ровно в госпиталь приехал.

— Как это? Какая еще беда его постигла?

— Та, что сын припадками стал страдать нервическими. Более ни учиться, ни даже к чтению прилежать не в состоянии.

— Наследственное?

— Какое! Напугался, когда военная команда Авдотьино обыскивала. Так напугался, что несколько месяцев слова не мог вымолвить. Да и дочка не совсем чтобы в себе стала.

— Вот уж поистине кара не по вине!

— Какая у такого человека вина! Сам мне в письмах признается, что не разор ему горек. Тут он все еще надежду питает какой-никакой порядок навести.

— Что ж тогда?

— Праздники. Праздники авдотьинские, где мартинисты наши собираться могли. На них теперь у Николая Ивановича ни средств, ни силы нет. Спасибо, собственные да и соседские крестьяне не забывают. Всеми силами поддерживают.

— Его же крепостные?

— Друг мой, сами знаете, сколь отвратительно нам всем это рабское состояние, что мы и вслух произносить его не хотим. Для Николая Ивановича главное, чтобы крестьяне ни рабами, ни должниками новиковскими себя не чувствовали.

— И как же этого ему достичь удается? Обхождением?

— Обхождение само собой. Но у Николая Ивановича целая метода придумана, обоюдовыгодная, как сам он отзываться любит. Из земель своих он общественные участки выделил. Что с них урожая снимет, все в закрома для общественного прокормления на случай неурожая или беды какой крестьянской. Себе зернышка не возьмет. Тем не то что Авдотьино свое — всю округу держит.