— Да, я занималась всерьез вопросами воспитания, и вы знаете, как много мною вложено в систему воспитания нашего Смольного института. И разве смолянки — не доказательство того, что наш совместный с Дидро опыт оказался достаточно удачным?
— Еще бы! Тем более совместно с Дидро! Но сегодня вы делаете мне замечание по поводу замужней женщины, которая может сама разобраться в своем поведении.
— У нее нет опыта.
— Слава Богу. Но вы не считали так в отношении вашей первой невестки. Правда, она стала женой цесаревича в восемнадцать лет. И вы обвинили ее в измене супругу на основании — впрочем, было ли какое-нибудь основание, кроме вашей ревности, мадам. У вас есть в этом отношении опыт. Но я вас умоляю, не делайте Зубова мишенью вашего царственного гнева. Главное — в приступе ревности все женщины — независимо от их положения в обществе, в свете — становятся одинаковыми.
— Откуда у вас такой опыт, мой друг?
— Но не подозреваете же вы меня, ваше величество, в том, что я соблюдал девственность до… Судите сами, как бы в таком случае я мог по достоинству оценить то поразительное сокровище красоты, женственности, ума, которое послала мне судьба. На кого бы мне ни приходилось смотреть при вашем дворе, ваше величество, вы затмевали и затмеваете всех. Именно это я и пытался объяснить милой девочке, которой предстоит очень нелегкая жизнь.
— Вы еще хотите стать и пророком, мой друг?
— Пророком? О нет, такого дара у меня никогда не было и не будет. Простой расчет, ваше величество! Эта маленькая великая княгиня никогда не приобретет черт светской львицы…
— В этом и я не сомневаюсь.
— Она сама сказала мне, что чувствует себя по-настоящему счастливой только за книгой, которую потом пересказывает своему супругу, так как у него не хватает времени и усидчивости для самостоятельного чтения.
— Александр должен быть счастлив.
— Счастлив? Он начнет ей изменять при первом же удобном случае. Скорее всего тогда, когда сам взойдет на престол. Раньше он, пожалуй, не решится. Он очень труслив, ваш внук, государыня.
— Вы не верите в его добродетель?
— А кто верит вообще в добродетель при вашем дворе? Нет, нет, не обижайтесь, ваше величество, Я уточню собственные слова — при любом дворе. Власть — это такие возможности!
— Но Александр получил блестящее воспитание.
— Которым вы, ваше величество, занимались до самого дня его бракосочетания. Поначалу брак должен был ему показаться частью свободы, но очень скоро он почувствует, что сидит в клетке. Пусть золоченой, но все равно не дающей развернуть крылья. Простое любопытство толкнет его на приключения.
— Вы неприятный оракул, мой друг.
— Оракул не может быть приятным или неприятным. Приятными или неприятными могут быть лишь события, которые представляются ему неизбежными.
— Друг мой, вы положительно в ударе сегодня. И это возбуждение…
— Оказывается, даже простое хорошее настроение может оказаться поводом для подозрений. Вы постоянно пеняете мне на дурное расположение моего духа, и вот…
— Наверно, я и в самом деле не права. Простите меня, друг мой. У меня сегодня множество дел, так что я буду вас ждать. В будуаре. И как можно скорей.
Петербург. Дом Д. Г. Левицкого, А. Х. Востоков [19] Востоков (Остенок) Александр Христофорович (1781–1864) — архитектор, известный филолог.
и другие.
— И все равно не пытайтесь, друзья мои, спорить: Шарлотта Корде — настоящая народная героиня!
— Ты споришь против очевидности, Востоков! Народная героиня! Эдакая Жанна Д’Арк наших дней! Но почему же ты не хочешь здраво посмотреть на то, к чему повел ее героизм?
— Да, спорить трудно — падение жирондистов.
— Вот именно, Иванов, вот именно. Скольких она своим героизмом обрекла на казнь.
— Вероятно, этот террор начался бы и без ее поступка.
— Вероятно! Сослагательное наклонение — оно в истории не значит ровным счетом ничего.
— Но не будешь же ты спорить, что якобинцы все равно набирали силу.
— Не буду. Но стоит задуматься, не позволила ли им смерть Марата быстрее собрать и укрепить свои силы. И что в результате?
— Думаю, жирондистов достаточно безосновательно обвинили в федерализме — содействии расколу Франции на отдельные самостоятельные провинции.
— Но сама по себе идея федерализма — союза нескольких самостоятельных республик — была особенно губительна перед лицом начавшегося иностранного нашествия. Жирондисты стали врагами в глазах народа.
Читать дальше