Нина Молева - Граф Платон Зубов

— Очень немного, ваше величество. Мы и так знали, что с момента начала революционных событий именно она стала самым откровенным и ожесточенным противником конституционно-демократического режима.

— Ее нетрудно понять. Она была королевой.

— И держалась — это подтверждают все донесения и газеты — с редким достоинством. После переселения королевской семьи из Версаля в Тюильри она все время старалась побудить супруга к более решительным действиям. Делала все, чтобы ускорить австрийское вторжение — ее слишком заботили судьба и безопасность семьи.

— А дальше — родина не поторопилась прийти на помощь своей преданной дочери, простые граждане увидели в действиях королевы измену Франции. Королева была с самого начала обречена.

— Но как она держалась, государыня, как держалась! Даже якобинцы вынуждены были отдать должное ее мужеству. После взятия Тюильрийского дворца 10 августа 1792-го она вместе с королем оказалась в Тампле… В декабре ее отделили от мужа. Она сумела подавить свое отчаяние. Королева справилась с собой и тогда, когда ей было разрешено последнее свидание с королем перед его казнью. Стража говорила, что она не билась в слезах, но будто хотела передать королю свою душу.

— И свое женское мужество. Я всегда считала женщин в критических положениях более сильными, чем мужчины. Но знаете о чем я подумала, Храповицкий? Мария Антуанетта была счастливой женщиной — у нее было кого любить.

— Вы думаете, государыня, король был достоин такого великого чувства и самоотверженности?

— Больше, чем кто-либо другой. У них была семья. Были дети… Нет, Храповицкий, несмотря ни на что Мария Антуанетта была счастливой женщиной, а ведь ее ждали еще худшие испытания!

— Да, после казни Людовика королеву отделили от сына, а потом перевели из Тампля в тюрьму Консержери. Ей оставили в камере сломанную походную кровать, изорванное соломенное кресло и колченогий стол. Стража уверяла, что было совсем не просто найти такую рухлядь. Ее подбирали специально, чтобы лишить узницу даже тени удобств. И королева не возразила, не пожаловалась ни одним словом.

— Королева, умоляющая о снисхождении весь этот революционный сброд, — вы говорите сущую ерунду, Храповицкий!

— Вы как всегда правы, государыня. Но слабость так естественна.

— Для всех, кроме венценосцев. Сколько провела королева в этом смраде?

— Почти два с половиной месяца. 13 октября ее поставили перед революционным трибуналом.

— Боже, какое посмешище!

— Вот именно, ваше величество. Никакие самые убедительные доводы назначенных королеве защитников — а это были Трансон-Декудрэ и Шово-Лагард, — ни собственные убедительные речи не спасли Марию Антуанетту. Ее обвинили в чудовищных вещах — в измене и подстрекательстве к гражданской войне!

— Я читала, королева безо всякого волнения выслушала смертный приговор. Не подарила своим истязателям никакого триумфа. И 16 октября погибла на гильотине.

— Да, еще трибунал предъявил ей обвинение в преступлениях против нравственности.

— Какое это имело значение!

Царское Село. Будуар Екатерины II. Екатерина, М. С. Перекусихина, А. С. Протасова, П. А. Зубов.

— Зашла передохнуть. Что-то душно сегодня. Или мне так кажется.

— Душно, душно, государыня. Не иначе гроза собирается.

— Какая гроза? Где грозу-то увидала, Марья Саввишна? Все твои выдумки. Лишь бы государыне поддакнуть. Не слушайте ее, ваше величество. Побледнели вы. Может, лимонада со льдом Чулкову принести?

— Все-то вам спорить, Анна Степановна! Нешто грозу сразу по небу видать? В воздухе она висит, а уж когда прольется, может, и к вечеру только. А государыне и впрямь на креслах раскинуться в самый раз. Вот скамеечку сейчас подставлю — совсем удобно станет.

— Не хлопочи, не хлопочи, Марья Саввишна. Уже полегче мне. А что, Платон Александрович не заходил ли?

— Никак нет, государыня, с утра еще не был.

— Уж простите мне, ваше величество, а только балуете вы Платона Александровича. Построже бы с ним надо вам, куда построже.

— Все ты, Королева Лото, знаешь — с кем построже, с кем помягче. Гляди, люди от тебя бегством спасаются. Всем-то ты насолить умеешь. А ведь Платон Александрович всегда твоим любимцем был. С чего это ты милость на гнев сменить изволила?

— Да не то что на гнев, а что ни день вам его кликать приходится. Вон волю какую взял!

— А ты что подглядела за ним, Анна Степановна?

— Ничего не подглядела. Вас он беспокоит — вот что.