Всегда так было. Со всеми. А здесь почему-то в глаза бросилось. Князь Таврический с книгой! Придумать такое надо. А вот с Платоном подумалось.
Ничему не учился. Интереса, говорит, не имел. Больше по практической части. Это значит — прожектерство обожает. Планы всяческие строит. Не посоветовавшись, всем рассказывать принимается. Бог с ним. Не в книгах дело. Доброты нет. Не в словах резок — в поступках. Иной раз так глянет, язык к гортани присыхает. Изменился ли? Нет, пожалуй. Разве что язык развязал. Другим быть не может. Княжна Вяземская, что за Дмитрия Александровича вышла, тоже будто на мужа жаловалась. А живут обыкновенно. Дети пошли. О детях невзначай спросила: любит ли. Плечами пожал: пойдут — заботиться надо. А любить — чай, не полюбовники. Может быть, в семье так.
Марье Саввишне Шкурин сказал — сама за дверью слышала — Зубовы все такие: красивые да злые. Она тихо так прошелестела: уж какие есть. Человека не переучишь, когда поперек лавки не положишь.
Другое в голову пришло. Около великой княгини Елизаветы Алексеевны вертеться стал. Забавляется. То на танец пригласит. То по парку провожает. Ей не по душе — сразу видно. Дразнит девочку. От скуки, полагать надо. На придворных наших красавиц никогда не оглядывается. Вроде и нет их. Может, взгляда императрицы опасается. А тут — девочка. Шейка тоненькая. Локотки острые. Чуть что — в краску. Голоса — к губам наклонись — не услышишь. Сколько раз говорила: перед зеркалом упражняться непременно надо. Кивает согласно, и того тише шепчет.
Вот оно что: похоже. Похоже на Гри. Гри. с его кузиной. И возраст тот же. И манеры.
Нет! Нет! Все другое. Девица и великая княгиня. Как только подумалось. К нему приглядеться надо. Может, Марью Саввишну спросить. Нет, и ей признаваться не к чему. Только сама.
Гри. Гри. говорил: как такое в голову тебе пришло. Шутил. Иной раз и меру перебирал. Девочка, мол, ей бы в куклы играть. А вышло — свихнулся, когда померла. Свихнулся богатырь, что былинка такая согнулась.
Вчера вечером задерживать не стала. Пусть сам решает. До полуночи о проекте своем персидском толковал. Как войска российские до окиана Индийского довести, чтобы им там башмаки свои в водах теплых, заповедных вымыть.
Бред! Спорить не стала: только злиться начинает. И будто с военачальниками все обсудил. И будто расходы подсчитал. И сам готов в поход идти.
Долго ждала. Уняться не может. С покойным князем Таврическим по поводу Византийской империи сражаться продолжает. В азарт вошел. Руками машет. Комнату взад-вперед меряет. Чуть что не кричит.
Отговорилась: все обдумать надо. Вспыхнул: мои планы обдумывать, а новости французские без конца слушать изволите. Нету ваших интересов в Европе. На Восток наш исторический путь лежит. О восточных походах и заботиться надо. Надоели якобинцы! Надоел Конвент! Ничего о них слышать не хочу!
Так ведь не отмахнешься. Сам видишь, зараза день за днем по нашей стране расползается. Вот и надо, говорит, армию собирать, людей в поход отправлять, и мы, графы Зубовы, первые. Своего рода не посрамим.
Остановила: поздно уж. Спохватился. К руке приложился. И нет его. Поцеловать и то забыл.
А все-таки похоже: Гри. Гри. и Зиновьева. Катенька…
Царское Село. М. С. Перекусихина и великая княгиня Елизавета Алексеевна.
— Марья Саввишна, вы принимаете гостей?
— Ваше высочество! У меня! Такая честь! Прошу вас, прошу вас!
— Дело у меня к вам, Марья Саввишна.
— А коли дело, так послали бы за мной, ваше высочество. Не трудились бы сами. Не для вашего высочества мои каморушки. Господи, уж не знаю, как ваше высочество и усадить. Может, чайком угостить? Да что это я, совсем с пути сбилась!
— Да вы не тревожьтесь, Марья Саввишна. Я к вам потихоньку. Чтоб никто не видел. Не знаю я, у кого совета спросить. Страшно мне, Марья Саввишна, так страшно.
— Ваше высочество, голубушка вы моя, ишь как дрожите. Да вы говорите, говорите. Коли смогу, всегда помогу, а чайку отхлебните. Чай у Перекусихиной кто только не пивал, все довольны оставались. Чаек-то я научилась заваривать. Пейте, пейте, ваше высочество, за чайком и об деле вашем потолкуем.
— Марья Саввишна, может, и не надо было мне к вам приходить. Может, лучше было бабушке прямо сказать. Только решиться не могу. Не прогневать бы бабушку, Александру не повредить.
— Еще отхлебните, ваше высочество, еще глоточек. Успокаивает чаек-то, отлично успокаивает.
— Я о… насчет графа…
— И не надо больше ничего говорить, ваше высочество, себя-то тревожить. Старуха Перекусихина все знает.
Читать дальше