Сергей Горбатых - Исполнитель

– Хватит, бояре, насосались нашей кровушки! Теперь наш черёд! – заорал он и в упор стал стрелять в Николая из револьвера. Я бросилась на Трофима, но он сильно оттолкнул меня в сторону. Я потеряла сознание.

Очнулась я от запаха дыма. Кругом сновали вооружённые люди с узлами, мешками…

– Запаливай всё здесь, ребята! Пусть они сдохнут, кровососы! Да, эту суку, Софку, тащите сюда, в залу. Карасином её обливайте! Пусть горит! – услышала я голос Трофима.

От страха у меня появились силы. Я встала и, спотыкаясь, выбежала на улицу, где меня подобрали наши соседи.

Через месяц я уехала в Петроград. У нас была эта квартира. Два дня назад, идя по улице, я почувствовала, что за мной кто‑то следит, но никого не увидела. А вчера, лицом к лицу, у подъезда нашего дома я столкнулась с Трофимом. Он сделал вид, что не знает меня.

– Софья Павловна, а, может быть, Вы ошиблись? – попытался её успокоить Александр.

– Нет, Сашенька, я не могла обознаться! Ведь Трофим совсем не изменился. Я чувствую, что моя жизнь подошла к концу. Меня завтра увезут в тюрьму, ну, а там я долго жить не смогу! Прошу тебя, Сашенька, возьми, что тебе нравится! Ведь достанутся книги, картины неизвестно кому! Всё пропадёт! А ведь это история, это и искусство. Я Зиночку, маму твою, просила всё себе забрать. Она отказалась. Нехорошо, сказала, так делать. Взяла вот только одну вазу.

Мальцеву было очень неловко, но, чтобы не обидеть Софью Павловну, он достал из шкафов десятка два книг, снял картину с весенним пейзажем и портрет графа Воронцова. Затем отнёс к себе и чайный сервиз, который ему очень нравился.

– Больше ничего не хочешь? – спросила его Софья Павловна.

Саша хотел забрать всё, но чувствовал себя очень гадко, поэтому молча покачал головой.

– Как хочешь, – устало ответила женщина и, обняв юношу, прошептала:

– Прощай, мальчик! Ты же мне ведь был, как сын! Береги свою маму! Она очень хороший человек!

Зинаида Ивановна поздно ночью ушла в комнату Софьи Павловны и осталась там. Александр же не мог уснуть. В его голове никак не укладывалось услышанное от Софьи Павловны. Он ворочался с одного бока на другой и задремал только около трёх часов.

Мальцева разбудили громкие удары в дверь коммунальной квартиры, а затем чьи‑то голоса и топот сапог. Он вскочил со своего сундука. В окне по‑прежнему стояла серость белой ночи, а ходики показывали четыре часа. Надев, что было под рукой, Саша выскочил в коридор. Он был полон народа. Жильцы с заспанными лицами и военные в форме НКВД. Мальцев, вежливо отталкивая всех, протиснулся вперёд. Через открытую дверь он увидел белое, как мел, лицо Софьи Павловны. Рядом с ней стояла его мать. По её щекам скатывались слёзы.

– Так, граждане, все по своим квартирам! Нам необходимы два понятых! – громко объявил высокий мужчина с двумя кубиками на петлицах и ткнул указательным пальцем в мать Юрия Ивашкина и Глафиру Фёдоровну, старую одинокую женщину, которая жила в небольшой комнатёнке в конце коридора, являвшейся раньше чуланом. – Вы и Вы, остаётесь! Проходите в квартиру! А остальные – покиньте коридор. Не мешайте работать сотрудникам органов…

Все в одно мгновение спрятались по своим комнатам.

– Сашуля, валерьянки мне! – простонала Зинаида Ивановна, едва войдя в комнату.

Через два часа снова послышались голоса, топот сапог. Громко хлопнула входная дверь… И всё стихло.

– Ушли! – прошептал Мальцев и вышел в коридор. Дверь комнаты Софьи Павловны была оклеена бумажными лентами с гербовыми печатями.

– Опечатали! Ну и дела, мать твою! – присвистнул старший Щёчкин, выглянувший из своей комнаты.

Целый день все жильцы коммунальной квартиры, за исключением Мальцевых, обсуждали арест Софьи Павловны.

– Сашуля, я передачку сейчас для Софьи Павловны соберу, а часов в двенадцать ночи пойду на Литейный, 4. Может, к утру и примут её. Ты со мной? – тихо сказала Зинаида Ивановна.

Саша неопределённо пожал плечами.

– Ну, я поняла, что нет. Поступай, как хочешь, сынок. Только жить надо по совести, а не по разуму, как ты! – резко упрекнула она Сашу.

Александр промолчал. Его уже с давних пор мучил конфликт между его совестью и разумом, терзавший его душу и не дававший жить спокойно.

Этот день он провёл дома, старясь прийти в себя после шока, полученного от ареста Софьи Павловны.

Вечером вернулась мама с передачей.

– Не взяли! – коротко объяснила она и больше не сказала ни слова.

Через неделю в коммунальной квартире появился управдом с четырьмя крепкими мужиками и милиционер. Комната Софьи Павловны была открыты и из неё стали выносить всю мебель. Оставили только несколько стопок книг. А через месяц ордер на вселение в эту комнату получила многодетная семья Щёчкиных, которые добились права на расширение своей жилплощади. Младшие Щёчкины стали радостно вырывать листы из книг, оставшихся от Софьи Павловны, и мастерить из них бумажных голубей.