Эптон Синклер - Зубы Дракона

В деле леди Кайар до сих пор ничего определенного не произошло, насколько мог определить любой врач. Но леди так настроилась на то, что собирается присоединиться к ее «Винни» в мире духов, что в январе она «отошла». Состоялись похороны, а затем была зачитана ее воля. Она оставила своему другу миссис Парси-фаль Дингл свои большие часы с поющей птицей из золота и слоновой кости. Приятный сувенир от «Птички», и к тому же, не вызвавший никаких претензий со стороны. Медиум, кому были обещаны акции Викерс, не получил ничего, кроме головной боли. Директора огромного концерна обеспокоились защитой интересов сына и дочери сэра Винсента и разработали какой-то фокус-покус с ценными бумагами. Они провели «досрочное погашение ценных бумаг эмитентом», а так как в имуществе не нашлось наличных для оплаты разницы, компания завладела ценными бумагами, и в конечном итоге их получили законные наследники. Было много шумихи об этом в газетах, и Ланни был рад, что его мать и отчим не были в этом замешаны.

С доходов от их драматического успеха Нина и Рик приобрели небольшую машину. Рик не мог водить из-за своего колена, но его жена водила, и теперь они привезли Динглов на Ривьеру, и остались там на некоторое время в качестве гостей. Рик пользовался старой студией Курта, работая над антигитлеровской пьесой, на основе Коричневой книги, рассказов Ланни и литературы, которую Курт и Генрих отправляли на протяжении многих лет. Это можно было бы назвать мелодрамой, сказал Рик, потому средний англичанин отказывается верить, что могут быть такие люди, как нацисты, или, что такие вещи могут происходить в Европе в начале этого 1934 года. Кроме того, сказал Рик, что, когда пьеса будет поставлена, Ланни больше не будет иметь возможность играть роль попутчика гитлеровцев. Они, конечно, узнают, где была написана пьеса.

Ланни был рад, что рядом был этот старый друг, человек, с которым он мог говорить откровенно. Размышляя над проблемой Фредди Робина днём и ночью, Ланни было решился ехать в Берлин. Просить новой встречи с генералом Герингом и выложить свои карты на стол, сказав: «Exzellenz, я узнал, что брат моего зятя находится в Дахау, и я бы очень хотел вывезти его из Германии. У меня есть около двухсот тысяч марок в берлинском банке, которые я получил от продажи картин моего отчима, и равная сумма в банке Нью-Йорка, которую я заработал в качестве комиссии по работам старых мастеров, приобретенных в вашей стране. Я был бы рад вручить эти суммы вам для использования в пропаганде, в обмен на свободу моего друга».

Рик сказал: «Но ты не можешь сделать такую вещь, Ланни, это было бы чудовищно!»

— Ты думаешь, что он не возьмёт деньги?

— Я не сомневаюсь, что он возьмёт их. Но ты бы стал пособником нацизма.

— Я не думаю, что он захочет использовать деньги на это. Я просто говорю так, чтобы это звучало солидно. Он упрячет Нью-Йоркские деньги заграницей и истратит немецкие на свою последнюю подругу.

— Ты так говоришь, чтобы это звучало респектабельно для себя, — возразил Рик. — Ты не знаешь, на что он потратит деньги, и не можешь игнорировать факт, что укрепляешь нацистскую пропаганду. Это также нелепо, как твоя идея предоставления информации Герингу об английских и французских общественных деятелей.

— Я бы не дал ему никакой реальной информации, Рик. Я бы только рассказал ему то, что известно нашему брату.

— Геринг не дурак, и ты его дураком не сделаешь. Либо ты дашь ему то, что он хочет, или ты не получишь то, что хочешь ты. Он совершенно ясно дал вам понять это, и вот почему Фредди все еще находится в Дахау, если он там.

— Ты думаешь, что я должен оставить его там?

— Да, если не сможешь разработать какой-то план побега из тюрьмы.

— Но я буду должен заплатить кому-то, Рик, даже если это будет только тюремщик.

— Не будет никакого вреда в оплате тюремщика, потому что сумма будет небольшой, но ты бы подорвал нацистскую дисциплину. Любой убежавший заключенный помогает это сделать.

— Ты думаешь, что я сделал что-то не так, когда помог вызволить Йоханнеса?

— Я не думаю, что в этом есть большая разница, потому что Йо-ханнес всё равно бы сдался. Он такой человек, который думает о себе, а не о деле.

— Ты бы на его месте сделал бы всё те так?

— Трудно сказать, потому что я никогда не подвергался пыткам, и я не могу быть уверен, чтобы, я их выдержал. Но достаточно ясно то, что я должен был сделать: повеситься в камере или вскрыть себе вены, но не дать Герингу иностранной валюты для работы его шпионов и головорезов.