— Я пойду с тобою, — спокойно заметил Парис.
По дороге в город молодой актер молчал. Кто мог знать, что случится с ним в эту ночь? Даже высокопоставленные лица иногда предавались казни без суда. Наметив жертву, Домициан сначала осыпал ее милостями, чтобы развеять подозрение, а потом негласно спроваживал ненавистного человека на тот свет. Странный каприз императора потребовать к себе Париса ночью предвещал мало хорошего. Правда, грозный повелитель до этого дня благоволил к молодому актеру, похваливал его, так что Парису нечего было опасаться; но тайный голос нашептывал юноше, что Домициан втайне ненавидит его. Парис понимал, что мог возбудить жажду мести в деспоте. Юным танцором заинтересовалась слишком высокопоставленная и потому опасная женщина. Она хотела опутать Париса своими сетями; он искусно уклонился от них, но они все-таки его задели. Огонь бешеной страсти, которую питала к нему эта блестящая звезда, если и не сжег Париса, то все же ослепил его. Он едва смел подумать о случившемся, нарочно избегая страшной мысли, как осужденный, выведенный в цирк на растерзание зверям, невольно пятится назад, завидев клетку льва.
Танцуя на сцене, Парис нередко ощущал на себе жгучий взгляд, направленный на него из нижнего ряда мест для зрителей. Он невольно оборачивался в ту сторону и видел величаво-благосклонную улыбку, слышал взволнованный голос, когда его вызывали на подмостки, замечал и яркий румянец, и бледность, быстро сменявшиеся на нежном лице. И рядом с этой роскошной женской головкой виднелись строгие черты мужчины, от которого не ускользало ничего. Когда Парис понял наконец значение этой улыбки, этой нервной дрожи в знакомом женском голосе, ему стало страшно. Любить эту женщину было равносильно смерти, но и отвергнуть такую любовь — тоже значило погибнуть. Опасная поклонница сделалась почти ненавистной Парису, несмотря на ее подарки, несмотря на чудную красоту. Молодого артиста пугало не только зловещее лицо мужчины, сидевшего рядом, с мрачным видом неумолимого палача. Пугала изумительная легкость, с которою влюбленная красавица переходила от страстного пыла к полнейшему спокойствию. Хотя он не ответил ничем, кроме холодной вежливости, но Рим, как известно, мало доверяет добродетели и гораздо охотнее потворствует пороку, в особенности когда этот порок увенчан царской диадемой. Парис был виновен уже тем, что зажег преступное желание в женщине, которая была поставлена выше всех остальных в великой Римской империи. Кто поверит, что этот легкомысленный юноша, участник всех пиров и оргий, мог устоять против знаков внимания со стороны супруги Домициана? И молодой актер заранее считал себя погибшим. Нервная дрожь заставила его плотнее закутываться в плащ, когда он пробирался по римским улицам в сопровождении центуриона. Силий заговаривал с ним не раз крайне вежливым тоном, но Парис, едва отвечал на вопросы.
Ночная прохлада освежила его, и он бодро шел вперед, испытывая только по временам мучительное замирание сердца. Тяжелые шаги солдат гулко отдавались на мостовой, между тем как по стенам домов, облитых красноватым светом факелов, мелькали гигантские тени стражников в шлемах и с длинными копьями. Юноша старался рассеять мрачные предчувствия, наблюдая за этими движущимися фантастическими силуэтами. На улицах и площадях попадались прохожие, жизнь в громадной столице не утихала даже ночью. Но чем больше отдалял от себя Парис тяжелые думы, тем настойчивее начинали они осаждать его голову; теперь он почти желал ускорить решение своей участи, потому что неизвестность становилась невыносимой.
В ярком зареве факелов он увидел захмелевшего человека, который стоял, прислонившись к стене, и, провожая глазами шествие, улыбался бессмысленной, сонной улыбкой. Эта встреча неожиданно рассмешила арестованного. На него нашел припадок нервной веселости, изумившей центуриона. Однако несколько минут спустя Парис снова сделался молчалив и апатичен.
— Что с тобою? — спросил начальник отряда. — Ты встревожен свиданием с императором?
— О нет! — равнодушно заметил Парис. — О чем мне беспокоиться? Пусть делают, что хотят. В худшем случае Домициан может только отправить меня на тот свет.
— Ну, там едва ли тебе понравится, — заметил Силий.
Чем ближе подходили они к императорскому дворцу, тем сильнее овладело Парисом тупое равнодушие.
Наконец выступила темная громада императорского дворца. Роскошная архитектура здания, широкий портик, золоченые ряды колонн напомнили бедному артисту о страшном могуществе и мрачном эгоизме царившего здесь властелина. Юноша ощутил невольную тревогу, которая еще усилилась, когда его повели вдоль пустынных, нескончаемых коридоров. Раскрашенные стены, освещенные отблеском факелов, глухо отражали мерные шаги солдат. Дворец был погружен в таинственное безмолвие. От дверных занавесей с пестрым рисунком, от золоченых мраморных лестниц, от причудливо расписанных потолков веяло подавляющей могильной тишиной. Казалось, будто бы даже неодушевленные предметы — статуи, урны, колонны — чувствовали на себе гнет жестокого деспотизма Домициана и стояли, погруженные в немое отчаяние. Наконец, Париса привели в обширный атриум, где он опустился на скамью и задремал от утомления, кутаясь в тогу.
Читать дальше