Анатолий Марченко: Звезда Тухачевского

— О вашей жестокости, господин Гитлер, мир знает еще больше, он содрогается от нее. Чего стоят одни ваши концентрационные лагеря!

— Моя педагогика тверда, — еще возбужденнее и настырнее продолжал Гитлер. — Слабость должна быть изничтожена.

В моих орденских замках подрастает молодежь, жаждущая насилия, власти, никого не боящаяся, страшная. Свободный прекрасный хищник! Мне не нужен интеллект. Знания погубили бы мою молодежь.

— Мы мыслим, иначе. Молодежь, овладевшая знаниями, верная своему патриотическому долгу, — наш идеал. Мы даем ей знания, которые нужны для победы коммунизма. Наша молодежь пойдет в бой с именем Сталина.

— Культ личности — самая лучшая форма правления, — наставительно произнес Гитлер. — Меня радует, что в речевом обиходе наших государств есть немало схожих терминов, особенно для обозначения наших заклятых противников, которым нет места под солнцем. Мы их называем политически неблагонадежными.

— Это слишком мягко и расплывчато. У нас эпитет покрепче — враги народа.

— А вот что сказал обо мне Бальдур фон Ширах, — похвастался Гитлер. — Я подарю вам его альбом. Там сто фотографий из моей жизни и прекрасный текст. Вот его стихи из альбома: «Самое главное в нем — это то, что он не только наш фюрер и герой для всех, но и личность — твердая и прямая; в нем не только сосредоточены корни нашего мира и душа, вознесенная к звездам, вместе с тем он остался человеком, таким, как ты и я». Это лишь подстрочный перевод, а если бы вы только послушали, как звучат стихи! Я плакал навзрыд, читая их, это так трогательно!

— А вот что сказал обо мне Герберт Уэллс, — решил похвастаться и Сталин. — «Я никогда не встречал человека более искреннего, более порядочного и честного; в нем нет ничего зловещего и темного, и именно этими качествами следует объяснять его огромную власть в России. Я думал раньше, что люди боятся его. Но я установил, что, наоборот, никто его не боится и все верят в него… Его искренняя ортодоксальность — гарантия безопасности его соратников». Ну как, чем не стихи?

— Хорошо думают о нас наши друзья, — сказал Гитлер. — Враги же считают меня варваром. Да, да, мы действительно варвары. Мы хотим быть варварами. Мы считаем это почетным званием!

— У нас иное представление о варварах и варварстве, — заметил Сталин. — Но как сказал ваш великий поэт Гейне, когда порок грандиозен, он меньше возмущает.

— Гнусные писания этого выродка мы швырнули в костер! — пролаял Гитлер.

— Кричащий во гневе — смешон, — усмехнулся Сталин.

— Молчащий во гневе — страшен, — парировал Гитлер.

— Пока счет ничейный, — продолжая лукаво посверкивать глазами, сказал Сталин. — Помните притчу? Были два мужа мудрых, но гневливых — Гераклит и Демокрит. Один, разгневавшись, прослезился, а другой — рассмеялся, и таким образом оба избавились от ярости.

— Но очень прошу не напоминать мне больше о Гейне. Тем более, что он не ариец. Вам же не доставит радости, если я буду цитировать вам вашего Льва Толстого, который утверждал, что власть одного человека над другими губит прежде всего властвующего? Впрочем, хватит с нас этих мудрецов, изрекающих несусветные глупости. Нас с вами объединяет даже сугубо личное. У вас покончила самоубийством ваша любимая жена Надежда. У меня — лишила себя жизни моя любимая племянница Гели. А ведь я хотел на ней жениться. У вас по поводу смерти Надежды ходили всяческие слухи и сплетни. Вплоть до того, что вы ее сами убили. А мне приписывали, что я прикончил Гели в припадке ярости, приревновав ее к шоферу Эмилю Морису…

Сталин заметил, что на глазах Гитлера блеснули слезы, и почувствовал, что и его собственные глаза повлажнели.

— Зачем нам говорить на столь печальные темы? — преодолевая в себе неприятные чувства, спросил Сталин. — Сентиментальность — ахиллесова пята вождей.

— Это верно, — согласился Гитлер. — Мы должны быть тверды как сталь. У вас очень точная фамилия.

— А вы зря, расставшись с фамилией Шикльгрубер, не подобрали себе более символический псевдоним, — сказал Сталин. — Это бы еще сильнее возвысило вас.

— Гитлер — звучит великолепно! — возразил фюрер. — Но не хватит ли нам говорить о второстепенном? Надеюсь, мы встретились с вами не ради праздной болтовни.

— Кстати, еще раз о вашем стратегическом плане под кодовым названием «Барбаросса». Несмотря на то что вы преподнесли его в нашей беседе не более чем прикрытие, способное ввести в заблуждение Англию, я расцениваю его как план вторжения в Советский Союз. Вы можете вводить в заблуждение одряхлевшую Англию, но ввести в заблуждение товарища Сталина и нашу великую державу — затея, которая может завершиться лишь одним — полным провалом. Мы отдаем должное императору Священной Римской империи Фридриху Барбароссе [5], но завоевать Советскую империю вам не удастся, какими бы громкими именами ни называли вы свои агрессивные планы.