Виктор Вальд: Проклятие палача

– Мы должны первыми допросить этого свидетеля. Я пытался говорить с его женщиной и девушками, но они или слишком испуганы, или не понимают венецианского словосложения. У нас нет возможности уплыть в Венецию и возвестить Совет десяти об этом преступлении. Проклятый комит подпер спиной двери этой каюты, а его помощники зорко следят за каждым нашим шагом. Ты уж постарайся, Юлиан Корнелиус. Венеция тебя отблагодарит! Утром мы внимательно осмотрим труп. И если это действительно Анжело… Герцог Санудо еще пожалеет о том, что не проявил внимания к столь щекотливому делу.

Последние слова Пьянцо Рацетти произнес шепотом, дважды оглянувшись на дверь.

Лекарь, оттягивая и с ответом и с делом, к которому его призывали, медленно осмотрел тесную каюту. Три шага в длину, и четыре в ширину. Все это, едва большее чем могила, пространство занимали мотки веревок, такелаж и всякая всячина, покрытая досками и тощим тюфяком, что служили кроватью для мрачного комита по прозвищу Крысобой.

Мгновением раньше палубные матросы бережно сняли с тюфяка капитана горящей «Афродиты» Пьетро Ипато. Тот желал сгореть вместе с вверенной ему галерой. Герцог проявил невиданное для него милосердие. Он приказал связать и мертвецки напоить капитана. Впрочем, их связывали многие годы доверенного общения и тайны многих дел.

Теперь на тюфяке лежал крупнотелый мужчина, до дикости обросший волосами и бородой. Но на его лицо Юлиан Корнелиус взглянул мельком. Так же, как и на торчащие в его теле стрелы и тугие повязки, почему-то выше ран. Взгляд лекаря медленно бродил по доскам стен и потолка каюты. Этот взгляд с готовностью останавливался на каждом крюке, на котором весели цепи, плети, одежда и мешки Крысобоя, все то, что нужно было комиту для жизни и работы на галере.

Юлиан Корнелиус с удовольствием осмотрел бы и стену, и дверцу в стене. Но в спину ему дышали Пьянцо Рацетти и Аттон Анафес. Дышали и ждали. Горячо дышали. С нетерпением ждали.

– Друзья, – едва слышно выдавил из себя лекарь. – Мне нужны еще два светильника, горячая вода и мои лекарские принадлежности…

– Да, да! – с готовностью выкрикнули оба стоящих за спиной венецианца, и поспешно вышли за дверь.

Оставшись наедине с раненым, Юлиан Корнелиус вдохнул на всю грудь. Но это ему не помогло. Голова сама опустилась, а руки сложились в молитвенном положении:

– Я не знаю, как зовут тебя, человек. Я дам тебе имя – Варвар. Так древние римляне называли всякого бородатого человека [15]. Это имя будет с тобой, пока ты умрешь. А умрешь ты скоро. Я знаю. Ведь никто не в силах тебе помочь. Особенно я. Я помолюсь за твою душу. Этому я точно учился.

Юлиан Корнелиус закрыл глаза и стал шептать молитвы. Он вдохновенно произнес Pater noster [16], Ave, Maria [17]и уже заканчивал Anima Christi [18]. Заканчивал вечными словами, что успокаивали душу умирающего:

– В час смерти моей призови меня. Прикажи, чтобы я пришел к тебе, и с твоими Святыми пел хвалу тебе во веки веков.

Оставалось произнести только «Аминь», но оно произнесено не было.

– Quis tu sis? [19].

Юлиан Корнелиус вздрогнул и открыл глаза. В них смотрели глаза того, кого он провожал в лучший мир.

– Я… Лекарь, – неожиданно перешел с латыни на венецианский Юлиан Корнелиус.

– Ненавижу лекарей, – по-венециански, но со странной растяжкой произнес умирающий.

Юлиан Корнелиус понимающе кивнул головой, но тут же встрепенулся и сказал:

– Мне приказали тебя вылечить. Это важно!

– Да, это важно, – с хрипотой ответил раненый. – Спасите мою жизнь, и Господь ответит вам тем же добром, и даже большим. Я уже говорил однажды эти слова. Другому лекарю. Пусть он живет и помнит, что его единственное проявление добра спасло ему жизнь. Помоги!

– Если бы я мог… Если бы не Casus incurabilis… У меня не было такого…

– «Неизлечимый случай». У каждого лекаря это впервые. И если он лекарь…

– Если… – едва вымолвил Юлиан Корнелиус, и тут же громко добавил: – Если Господу будет угодно.

– Вы сможете, – умирающий крепко схватил за руку лекаря. – Я помогу вам. И себе! Этой ночью вы многое узнаете о ранах и человеческом теле… И…

Дверь со скрипом отворилась, и в ее проем втолкнули среднего размера деревянный сундук, на котором горели два безопасных светильника.

– Скоро согреется вода, – сообщил голос за дверью и тут же ее прикрыл.

Раненый с напряжением приподнял туловище:

– Подложите мне под спину этот мешок. Теперь под ноги тот. Нет больший. Раненый в живот лучше переносит рану в полусидячем положении. А ноги… Потом объясню. Я должен отдохнуть. Возможно усну. Но как только принесут воду, прикоснитесь пальцем к кончику моего носа. Мне нужно вернуться в подземелье… К мэтру…