Мэтт Риз - Имя кровью. Тайна смерти Караваджо

«Я убийца, – думал Караваджо, – но, возможно, здесь я самый невинный человек на много миль вокруг». Микеле потрогал письмо за пазухой камзола. Он знал, где именно прочтет его.

Художник направился в старейший квартал города. Со дня возвращения в Неаполь он еще не заходил в церковь, в которой хранились его лучшие картины. Пройдя узкими улочками с параллельными кварталами, заложенными еще первыми греческими поселенцами, Микеле пересек Спакканаполи – длинную прямую улицу, шрамом рассекающую город надвое.

Сидя возле таверн, неаполитанцы ели спагетти – брали руками и отправляли в рот, запрокинув голову подобно шпагоглотателям. Гомон толпы прорезал плач волынки-цампоньи – сочетание пронзительной мелодии и низкого гула, проникающее прямо в грудную клетку.

Он свернул в проход перед алтарем Пио дель Монте. Глазами Богоматери с «Семи деяний милосердия» Лена смотрела на него с состраданием и вместе с тем приглядывала за людными улицами Неаполя. Он развернул письмо и прочел:

Дорогой мой Микеле,

Пишу тебе рукой нашего друга Просперо Орси. Говорю тебе это, чтобы ты мог доверять написанному мной, и не думай, что эти мои слова принадлежат кому-либо, кроме меня. Просперино передает тебе привет, записывая мои слова.

Я долго не решалась написать тебе. Я думала, что тыне хочешь меня знать. Ты уехал внезапно. И хотя Просперино сказал мне, что ты бежал, потому что убил синьора Рануччо, я знала, что ты все равно готов был уехать, что бы ни случилось. Я не говорю, что ты убил Рануччо, чтобы был предлог сбежать от меня, но ты не слишком сожалел о расставании.

На этой неделе я услышала, когда работала во дворце Мадама, от гостей кардинала дель Монте, что ты вернулся с Мальты в итальянские края. Может быть, тыне хочешь знать меня. В этом случае сожги это письмо. Но должна тебе сказать, что жалею, что ты уехал, и хотела бы проводить ночи в твоих объятиях. Просперино говорит, что краснеет, и я тоже краснею, потому что никогда не была распутной женщиной и без тебя не стала такой.

Я люблю тебя, Микеле. Если в своих странствиях ты убедился, что я твоя любимая и ты покинул меня по ошибке, то вернись.

Я не могу уехать, иначе бы приехала и нашла тебя, хоть дорога в Неаполь опасна и полна бандитов. Мне надо ухаживать за Доменико, который ослабел от лихорадки, и за матерью, которая ослепла и не может пошевелить левой рукой и ногой.

Мое здоровье тоже не слишком хорошо, любимый. Работать тяжело, потому что приходится стоять с овощами на пьяцца Навона, и женщины Томассони иногда ругают меня и бьют. Но дворецкий кардинала дель Монте поручает мне легкую работу из уважения к тебе, так что надеюсь, что хотя бы кардинал верит в твою любовь ко мне.

Вернись ко мне, моя любовь, – не дразнись, Просперино. Если ты забыл обо мне, Микеле, не пиши мне. Но и не возвращайся в Рим. Я не хочу быть в том же городе, что и ты, но без тебя.

Я часто хожу в храм Святого Августина и подолгу стою перед «Мадонной Лорето». Ты был прав: никто теперь не смотрит на фреску Рафаэля. Все глядят только на твою картину. Хотя я простояла там много часов, никто не подошел ко мне, чтобы сказать, что я похожа на Мадонну. Может быть, я выгляжу слишком усталой или постарела за последние годы. Но я вспоминаю о тех днях, когда ты рисовал меня, показал мне готовую картину и лег со мной в постель – молчи, Просперино!..Я твоя Мадонна и душой буду с тобой, где бы ты ни работал и куда бы твое сердце тебя ни позвало. Пусть, если будет на то воля Божья, твои дороги приведут тебя домой, ко мне.

Под своим именем Лена нацарапала что-то похожее на букву «Л». Караваджо словно услышал ее голос и заплакал. «Я хотел защитить ее и оставил, – подумал он. – Но без нее мне не жить». Он должен вернуться к ней. Но сначала получить помилование – чтобы быть с ней.

В письме был постскриптум. Караваджо вытер рукавом глаза и стал читать дальше.

Просперино, художник-карикатурист, шлет привет своему дорогому другу, величайшему из римских живописцев, Микеланджело Меризи из Караваджо.

Микеле, я не сказал девушке, о чем пишу здесь. Она считает, что это лишь дружеский привет. Она пришла ко мне, чтобы написать это письмо, и я вижу, что оно ей нелегко далось. Она уверена, что ты хотел ее бросить, хотя я давно уже сказал ей, что это не так. Но я уезжал в Венецию на работу, и пока меня не было, другие – женщины Томассони и Филлида – пытались убедить Лену, что ты никогда не любил ее.