Мэтт Риз - Имя кровью. Тайна смерти Караваджо

– Микеле, – она протянула ему обе руки. Караваджо прильнул к ним долгим поцелуем, вдыхая запах жасмина. Он уже привык к женщинам, чьи пальцы пахли только грязью и тяжелой работой.

– Счастлив, что вы снова в Риме, госпожа. Давно вас не видел.

– Я вообще-то не собиралась приезжать сюда, – голос ее звучал неуверенно. – Вижу, с моего прошлого приезда кое-что изменилось: ты больше не синьор Меризи. Теперь ты зовешься именем родного города.

– Да, теперь я известен как Караваджо. Хотя на самом деле этот титул принадлежит вам.

– Мне как маркизе Караваджо твоя слава делает честь. Благодаря твоим картинам мое имя теперь на устах у каждого римлянина.

«Если бы вы услышали, что обо мне говорят, – подумал он, – вы бы так не сказали».

– В поместье все благополучно?

– Вполне. Твоя сестра Катерина родила еще одного ребенка – девочку. Назвали Лючией, в честь твоей матери, да упокоит ее Господь.

– Матерью мне были вы.

Она прокашлялась, чтобы скрыть неловкость, и судорожно вдохнула. Огоньки канделябра тревожно замерцали, словно заразившись ее нерешительностью.

– В детстве ты был мне как сын. Теперь ты вырос, но я до сих пор тебя люблю.

Он сжал ее руку и осторожно погладил пальцем.

– Я вспоминаю о вашем великодушии каждый раз, когда жизнь в Риме становится слишком. слишком жестокой.

Она опустила глаза.

– Мне нужна твоя помощь.

Пламя свечей нежно золотило белую кисею у нее на груди.

– Я к вашим услугам, госпожа.

– Микеле, Фабрицио попал в беду.

Горло Караваджо сжалось так, что он едва мог дышать.

– Фабрицио в Риме? – хрипло спросил он.

– Да.

– Что случилось?

– Поединок.

– Разве у вас некому позаботиться о таких вещах? Кошель пострадавшему, взятка тем, кто держит Фабрицио под стражей.

Но, говоря это, он уже понимал: положение слишком серьезно и обычные меры не помогут. Фабрицио и впрямь в опасности.

– Убит один из Фарнезе, – прошептала она.

«Что же ты наделал, Фабрицио?» Микеланджело перебрал в уме знакомых, которые могли помочь сыну Костанцы. На шее у него забилась жилка – будто бы в такт тем чувствам, что сейчас, наверное, охватили маркизу.

Два борца на площади символизировали противостояние между двумя великими домами. Каждая семья владела монументальным дворцом в Риме и войском вассалов, вооруженных дубинами и кинжалами и готовых пролить кровь. Он подумал о Фабрицио и каком-нибудь вспыльчивом молодом герцоге Фарнезе. То же кровопролитие, только оружие благороднее. Да и последствия, Микеле, будут для тебя тяжелее, если ты вмешаешься.

Он смотрел в умоляющие глаза Костанцы. Да, она очень помогла ему в жизни. Но если он в свою очередь поможет ей, это поставит под угрозу его собственное положение, завоевать которое ему стоило стольких трудов. Караваджо понял, что она видит его колебания и что ей больно за ними наблюдать.

«Это тебе не проигрыш Рануччо. Ты стольким обязан этой женщине, что и жизни твоей будет мало, чтобы отплатить».

– Я к вашим услугам, госпожа. Всегда.

Ее пальцы робко легли на плечо Караваджо. Он вспомнил, что за все эти годы она касалась его, лишь подставляя руку для поцелуя, – и содрогнулся. Словно сила многих поколений ее благородных предков – вельмож, полководцев, даже одного папы – перетекла из этой маленькой руки в его тело. Такая власть может послать человека на верную смерть. На краткий миг Караваджо оцепенел.

– Микеле, ты ведь пишешь портрет Его Святейшества? – уточнила она.

«Эти дворяне ждут своей минуты много лет. А как только увидят возможность, сразу за нее хватаются. Преданность – всего лишь красивое имя для шантажа».

Рука Костанцы не двигалась, но от ее прикосновения у него побежали мурашки – сначала по шее, затем вниз, по рукам и спине. Он жалел, что предложил ей помощь не сразу, нехотя. Она обратилась к нему за помощью, потому что знала, сколько значил для него Фабрицио. Но он не мог пересилить в душе обиду. «Если бы меня не отослали, всего этого могло и не случиться. Фабрицио стал бы другим человеком. Да и я тоже».

– И какое выражение вы хотели бы увидеть на портрете Его Святейшества, госпожа?

– Милосердия.

Караваджо вспомнил цепкий взгляд маленьких темных глаз на полотне, оставленном в Квиринальском дворце. Милосердие – на этом лице? Это потребует не меньшей изобретательности, чем роспись потолочной фрески с богом моря и всеми его нимфами.

– Я попробую, госпожа. Постараюсь.

Пруденца пришла среди ночи – вбежала по лестнице и разбудила Чекко, дернув его за нос.