Мэтт Риз - Имя кровью. Тайна смерти Караваджо

Коротышка в зеленом камзоле схватил его за руку:

– Ты с ума сошел? Рисковать деньгами против этого зверюги?

– Да кто он, черт возьми, такой?

– Конюх кардинала Одоардо Фарнезе. А новенький – водонос клана Колонна. Ставлю два скудо на человека Фарнезе.

Теперь, когда Просперо узнал, за какие семейства дерутся борцы, восторг его чуть угас, однако руку незнакомца он не отпустил:

– Спорим!

Борцы кружили по рингу.

– Ну почему нельзя людям просто подраться? – пробормотал Просперо. – Почему обязательно Колонна против Фарнезе?

– Уж лучше такая битва, чем настоящая война, – заметил Караваджо.

– Проигравшие сегодня же начнут настоящую войну. На улицах Рима. Если сейчас на глазах у всех атлет Фарнезе победит борца Колонна, твоим друзьям с балкона придется нанести ответный удар. На карту поставлено самолюбие и политические интересы, а не судьба двух потных громил на арене.

Караваджо поднял глаза на знатное семейство:

– Они мне не друзья.

Он перехватил взгляд Костанцы. Ее лицо горело от стыда, как у богато одетого покупателя, вынужденного торговаться на рынке из-за грошей. Он почувствовал незнакомое прежде волнение. Когда-то давно маркиза уже смотрела на него так. Ему было четырнадцать, и он наблюдал за мастерами, которые обновляли фреску в одном из залов хозяйского замка. Старший среди них показал мальчику, как наносить рисунки на влажную штукатурку, используя трафарет. Микеле раскрашивал лист дерева с таким азартом, что Костанца спросила, не хочет ли он стать подмастерьем у художника. И он отправился учиться в Милан. Провожая его, она не скрывала печали, будто прощалась с родным сыном. Но от него не ускользнуло и то, с какой легкостью она его отпускала. «Она хотела, чтобы я уехал, – ради восстановления мира в доме».

Конюх кардинала Фарнезе тем временем ухватил за пояс противника, поднял его над землей, несмотря на попытки отбиваться, и саданул плечом по ребрам. Борец семейства Колонна захрипел. Зрители затаили дыхание, словно этот удар достался им, – но в следующий миг вновь принялись выкрикивать имя фаворита.

Смуглый и наголо бритый борец семьи Колонна ухватил врага за бороду, прицелился и, подавшись вперед всем корпусом, боднул его головой в нос. В толпу полетели брызги крови. Конюх Фарнезе в ответ резко дернул головой. Его глаза горели яростью. Он вдавил ладонь в лицо противника.

– Он ему глаз вырвет, – крикнул Просперо. – Разнимите их!

– Тут запретов нет, cazzo, – засмеялся тот, кто сделал ставку против бритого.

Борец Колонна беспомощно корчился под натиском соперника, который крепко удерживал его за руки. Бедняга готов был сдаться, но не мог даже подать знака. Когда глазное яблоко вышло из орбиты, он пронзительно завопил. Только тогда герольд схватил его мучителя за плечо и приказал закончить поединок. Победитель торжествующе воздел к небу сжатый кулак. По его предплечью струилась кровь, омывая вздувшиеся вены, – издалека казалось, будто его убийственные мышцы обнажились, сбросив кожу. Герольд опустился на колени перед побежденным, но тут же, побелев как полотно, прикрыл рот рукой. Даже факелы, казалось, потускнели от ужасного зрелища и пылали не так ярко. Победитель поднял голову к балкону дворца Колонна и, глядя в застывшие от ярости лица, проревел, заглушая вой толпы: «Фарнезе! Фарнезе!»

Этот неистовый зверь праздновал свою победу, но ликовал он от имени их врага, вечного, как камни на улице Императорских форумов. Колонна поспешили покинуть балкон, но ушли не все. Постукивая кончиками пальцев по балюстраде, Костанца искала глазами Караваджо. Встретив его взгляд, она кивнула на дверь, давая понять, что будет ждать его во дворце.

Просперо тем временем спорил с коротышкой в зеленом о законности победы Фарнезе, не желая выплачивать проигрыш. Недолго думая, Караваджо обхватил лицо пройдохи руками и слегка надавил ему на глаза кончиками пальцев. Тот сразу забыл о деньгах – слишком свежи были воспоминания о том, что только что случилось на арене. Испугавшись не на шутку, коротышка споткнулся и упал, да так, что не смог сразу подняться: толпа вмиг сомкнулась над ним. Просперо хлопнул Караваджо по плечу и без лишних разговоров исчез.

Привратник провел Караваджо через двор в летние апартаменты дворца Колонна. Из залов первого этажа можно было разглядеть мандариновую рощу. Среди деревьев блестели в голубоватом лунном свете струйки фонтана.

Костанца вошла в комнату. Караваджо показалось, что ожил семейный портрет из его воспоминаний. По контрасту с нетронутыми сединой черными волосами ее кожа была так бледна, что, пожалуй, в палитре Караваджо едва ли нашлась бы белая краска, способная передать ее оттенок; во всяком случае, так подумалось художнику. Может быть, он смог бы изобразить нечто подобное жемчужным порошком и голубиными перьями, но такие ухищрения более пристали колдуну, нежели художнику. Гладкость ее кожи, почти без единой морщинки, тоже казалась волшебной. Когда Костанца шла к нему по терракотовому полу, карие глаза ее в свете двурогого канделябра блестели, как темные вишни.