Николай Кондратьев - Старший брат царя. Книга 2

— К чему ты, Юрий Васильич, мне такое говоришь? За сговор с Кудеяром головой поплатиться можно. В Разбойном приказе за меньшее язык выдирают да свинец в уши заливают. И, опять же, какая вам корысть головы подставлять под крымские сабли?

— Корысть есть. Под Казань, ты знаешь, тысяча от Кудеяра ребят ходила. После похода сотни четыре прощение получили, по Волге расселились. И тут, если опалу с ребят снимут, многие на казачье поселение с охотой пойдут.

— Ты думаешь, и с тебя государь опалу снимет?

— С меня не снимет. Не обо мне речь, о ватажниках пекусь. Вон губные старосты как судят: кудеяровец попался, сразу в петлю! А может, вся вина этого ватажника, что бежал от несправедливости управителя барского.

— Да ежели страха не будут иметь, все холопы разбегутся. Вон, смотри, твоя дружина была бы без страха такая слаженная?

— Эх, Федор Захарович, страх страху рознь. Моих дружинников я никогда пальцем не тронул. Да и ты в Туле и под Казанью разве плетью людей на врага гнал?.. Сейчас разговор не про то у нас. Под Тулой, помнишь, предлагали тебе казачьим атаманом — полутысячником быть. А я предлагаю атаманом полтьмы.

— Чего-то я не пойму тебя, Юрий Васильич. Какие казаки?! Почему я?

— Потому, княжич Федор Захарович, что мне доподлинно известно: главным засечным воеводой будешь ты. И знаю я, что обездоленные люди тебе довериться могут, ты их не подведешь. А таких же ватажников под Казанью сам государь казаками назвал. Мои люди воинскому делу обучены, по доброй воле идут биться с татарами. А после боя оставшиеся в живых сядут здесь на Рясах мирными казачьими станицами.

— Все просто у тебя, Юрий Васильевич! А как мне быть? Тульскому наместнику прямо объявить, что, мол, у Кудеяра в гостях был, там и договорились.

— Нет, наш разговор должен остаться между нами. Я к весне отберу людей, одену более-менее, вооружу, сколочу десятки, сотни, тысячи. Поверь, это мне не так просто сделать, многие атаманы будут против, хороших ребят отговаривать станут. Но дело правое, я настою на своем. В начале лета зашевелятся крымчаки. Мы пощиплем их передовые отряды, потом тысячи придут к тебе на засеку, станут целовать крест...

Юрше не потребовалось долго убеждать Федора, тот сразу увидел выгоду предложения. Обговорив кое-какие условия, дал свое согласие добром встретить ополчение ватажников. Потом сказал:

— Мне о Кудеяре другое говорили. Будто он, назвавшись старшим братом царя, пойдет войной на Москву отбирать престол. А вижу я другое.

— Горячие головы и у нас есть, и разное советовали. Однако ж верю, что в выгоде все останутся, если станут ватажников считать стражами украйны, казаками, а не ворами и татями. Да и для Отчизны прямой резон, ведь основное войско в Ливонии, татары об этом знают и смело сунутся, а тут мы! Давай осушим за то кубки. Будь здоров, княжич!

— И ты здравствуй, Юрий Васильевич!

— Еще, Федор Захарович, одно. Ведомо мне, что от твоего имени мужиков секут, будто они сено взяли. А сено мои ватажники потянули. Если в деньгах нуждаешься, оплатить могу, а мужики тут ни при чем.

— Значит, Кудеяр, о моих мужиках заботишься? Ладно, денег твоих не надо, мужиков скажу, чтоб не трогали.

— Спаси Бог тебя, княжич. И еще. Намедни попался тебе ватажник. Дознались твои люди, что он кудеяровец, и тут же повесили. Так вот прошу, поймаешь еще кого, накажи, закабали, наконец, это твое право, другой раз попадаться не будет, а вешать не надо. Едва сдерживал моих, атаманы хотели порушить твою крепостцу.

— Вроде пугаешь меня?

— Зачем пугать? Соседи мы, ссориться не с руки нам.

— Хорошо, хоть Разбойным приказом указано — не щадить.— Разбойный приказ далеко, а мы бок о бок живем, и нас тут немало. Ну вот, у меня все, княжич.

— Раз с тобой встретились, Юрий Васильевич, дозволь и тебя спросить. Таисию Прокофьевну вспоминаешь или забыл? Где она теперь, знаешь?

— Не забыл... Ежели что про нее знаешь, скажи, — уклонился Юрий от ответа.

— Года два назад тому был я в Москве. Узнал, что ушла она в монастырь. Съездил в Суздаль. Был в девичьем монастыре, там Таисия, в иночестве Тавифа, приняла схиму. Много лет не говорит ни с кем. Теперь будто болеет сильно. Так из гроба и не встает.

Юрша в ужасе перекрестился:

— Господи помилуй! Ты это точно знаешь?

— Знаю, она уж лет пять там.

Дальнейший разговор плохо ладился. Юрша не мог понять, что случилось в Суздале, что это за схимница, скрывающаяся под именем Таисии? Федор заметил рассеянность Юрши.