Мария Воронова - Сестра милосердия

— Ничего не говорите, я вижу, что вы выполнили мои рекомендации. Но не могу понять — вы так прекрасно выглядите, потому что отдохнули, или я просто очень соскучился?

Он ласково улыбался, а Элеоноре хотелось сказать, что она разумная женщина и не нуждается в том, чтобы ей подсластили пилюлю комплиментами.

— Нужно посоветоваться, — продолжал Константин Георгиевич серьезно, — правда, я примерно знаю, что вы скажете, но хочу, чтобы решили именно вы.

— Не пугайте меня.

— Дело в том, что любезный доктор Калинин, будь он неладен, раздобыл мне путевку в санаторий.

— Но это же прекрасно!

— Может быть, но очень далеко. В Кисловодск.

— При вашем состоянии это именно то, что нужно.

— Но далеко, — повторил Воинов, — и долго. Там курс лечения целых шесть недель. Но я чувствую себя здоровым и думаю, что прекрасно обойдусь. Если бы вы могли еще поехать со мной! Или вместо меня, потому что неизвестно, кому из нас нужнее восстановительная терапия.

Она покачала головой:

— Это невозможно. Меня не отпустят с работы.

— Как жаль! Но я тоже вроде как занят, моя монография готовится к печати.

— Насколько я понимаю, на этой стадии процесса ваше присутствие необязательно. Елизавета Ксаверьевна за всем бдительно следит, мимо нее ни одна опечатка не проскочит.

Воинов грустно вздохнул:

— Я так и знал, что вы прикажете мне ехать. И Калинин с профессором ничего не хотят слушать, когда я пытаюсь отвертеться. Они ведь собираются мой случай описать и продемонстрировать на Пироговском обществе. Вот и решили с помощью санатория придать, так сказать, экспонату лоск.

— Шесть недель пролетят очень быстро.

— Может быть…

— Когда вам ехать? Нужно же собрать вещи в дорогу…

— О, за это не волнуйтесь. Я уже поручил Калинину. Он сам виноват, пусть старается. Вас я попрошу только принести мою форму, если не трудно.

Элеонора кивнула. Как мягко он избавляется от ее заботы…

— Что с вами? Вы расстроились, что я уезжаю?

— Нет, что вы, я только радуюсь за вас. Просто задумалась про форму. Ее же надо почистить и отгладить.

— Пожалуйста, только принесите, я все сделаю сам. Тут есть секреты, неведомые гражданским лицам, тем более женского пола.

— Хорошо.

— Или все же разрешите мне не ехать? А? Рана почти затянулась, температура нормальная, плеврит ушел. Зачем мне в санаторий, ума не приложу.

Тут в палату заглянул Калинин:

— О, Львова, привет! Рад тебя видеть. Константин Георгиевич, дайте ваш военный билет, я выпишу путевку и проездные документы.

Воинов достал потрепанную книжечку, но отдавать ее не спешил:

— Николай Владимирович, давайте я не поеду. Наверняка у вас найдутся более достойные кандидаты…

Калинин просто рассвирепел, видно, не первый раз слышал от своего пациента такие речи:

— Нет, вы полюбуйтесь на него! Мы со Знаменским голову себе сломали, как его с того света вытащить! У меня в мозгах все извилины распрямились и звенят, как натянутые струны! Да что мы, вон Львова иссохла вся! А он всю нашу работу фррр…. коту под хвост. Думает, санаторий это так себе, хиханьки, несерьезно, — тут Николай Владимирович не выдержал и расхохотался. — Вообще-то я нормальный хирург и сам так думаю. Но надо ехать, Константин Георгиевич. Если вы дальше будете артачиться, я просто дам наркоз и засуну вас в поезд.

— А я вам в этом помогу, — буркнула Элеонора.

Со вздохом Воинов протянул Калинину документы, и тот умчался, послав ей воздушный поцелуй.

— Делать нечего, покоряюсь вашей воле, — Константин Георгиевич театрально развел руками, — хотя видит бог, как мне не хочется снова с вами расставаться. И еще один деликатный момент… Мне тут с нарочным принесли жалование. Просто невероятное количество денег!

Элеонора невольно улыбнулась, вспомнив, что Константин Георгиевич, живущий на одно армейское жалование, считал себя крезом, и хвастался своими несметными богатствами. Он жил в целом экономно, но всегда был готов помочь деньгами.

— Поздравляю.

— И я хотел бы передать их вам.

— Зачем это?

— Ну просто…

Она вскинулась:

— Вы хотите заплатить мне, что ли?

Константин Георгиевич быстро и сильно схватил ее за руку:

— Я так и знал! — воскликнул он с досадой. — Так и думал, что вы поставите все с ног на голову. Я же не вставал в позу, когда вы с Елизаветой Ксаверьевной тратили свои деньги на меня, хотя лучше бы вставал.

— Елизавета Ксаверьевна да, а я не тратила.

— Неужели? Но я не хочу считать деньги, это нехорошо среди близких людей. Я терпел, теперь вы потерпите.