Тимур Ибатулин - «Простая» человеческая жизнь. Целиком

— Как ты можешь так говорить?.. Ты ведь командир, с опытом! А дальше собственного носа не видишь! «Отомстить» говоришь, думаешь это главное? А сотни добровольцев, которые пришли в эти дни. Они тоже отомстить? Ведь это только наш пункт! А по стране? Старики и дети поднимаются! Дети…, даже дети, ты понимаешь?!!! — Кирилл Алексеевич вдруг скис, сгорбился, — ни черта ты не понимаешь, «отомстить», РОДИНУ они идут защищать… землю свою!

— Лексеич, ты не кипятись, конечно, Родину. А все остальное мелочи…

— Мелочи?!!!

— Да, мелочи! Вот только то, что они дети, это не мелочь! Это беда… И чем дольше они будут учиться, чем более они будут подготовлены, тем больше шансов сохранить этих детей.

— Будем надеяться, что мы поступили правильно… — комиссар обессилено сел на стул, — закрывай к едрени–фене всю канитель, давай спать!

Александр Михайлович облокотился на больничный подоконник и смотрел на облачный горизонт. «Был разговор военрука с комиссаром или я его придумал? Сложная штука память… А, может, я не проходил тогда под окном военкомата, не останавливался услышав разговор о нас? Или мне этот разговор вообще приснился?

Неважно. Действительно — люди шли на смерть не для того чтобы отомстить, а для защиты, спасения, сохранения всех ценностей, с простым названием Родина…», дед пошевелился, привычно нашаривая в кармане кисет с табаком и газету для самокрутки. Потом спохватился: в современное время не знают, что такое самокрутка, курят сигареты. Вспомнил — уже два года сам не курит, что сегодня приходили его студенты. Навещали. Просили быстрей выздоравливать и возвращаться на кафедру. Александр Михайлович разволновался. Мысли текли, перед внутренним взором вставали образы — жены, мамы, погибшего друга…

Шурик после разговора с Александром Михайловичем позвонил домой. Мамы дома не было. Сестренка успокоила: все нормально, ждут, беспокоятся о нём, бестолковом, что звонил тренер, спрашивал о состоянии.

Санька дал ценные указания сестре, успел в туалет, и теперь ожидал у процедурной.

Шурку лихорадило, лоб покрыла испарина. «Тоже мне самбист», одернул он себя, «Откуда эта дрожь в руках, мне же не страшно? — обычный укол…», — память услужливо развернула перед глазами похожую на окружающее картину прошлого. Два года назад он так же ждал у кабинета в онкологическом диспансере:

«Сидеть в таком месте неуютно. Ожидание неприятным комом оседало в глотке, груди распухал болезненный шар страха. Он постепенно разрастался, подчиняя волю, скручивая все человеческое, что помогает жить.

На улице косыми лучами ложилось на мокрый асфальт утреннее солнце. Сквозь мрачное настроение оно казалось невзрачным, блеклым… «Все вокруг серое», — понял Сашка, — «весь мир серое бытие…»

Голова гудела, шум в ушах нарастал, «кровоток шумит? Да, наверное, больше нечему…». Картинку перед глазами повело, потом взгляд сфокусировался удерживая баланс на грани реальности.

— О–оп–ля, вот и голова закружилась, — вслух констатировал свое состояние Сашка, он на все смотрел будто со стороны. Было даже немного интересно, если бы не так страшно!

Мысли скакали как теннисные мячи, а порой увязали как в болоте:

«Когда же, когда? Сколько же можно? Скорей бы, ожидание страшнее операции».

Его мольбы не слышали, время тянулось. Шурик с ненавистью посмотрел на дверь:

— Чтоб ты пополам лопнула — деревяшка равнодушная! — в сердцах воскликнул он.

Почему все так в жизни устроено — давно ожидаемое приходит неожиданно, когда не готов.

Дверь открылась.

— Петров здесь? — спросили в пространство.

«Долетело до врачихи или нет, про «деревяшку», — краснел и мучился вопросом Шурка.

В проеме двери появилась женская голова в белом колпаке. Оглянулась, увидела, что больше никого нет. Понижая голос спросила:

— Петров Александр, здесь?

— Д–д–да, был…

— Что значит, был? — спросила женщина и высунулась в проем уже по пояс, рискуя упасть с верткого офисного стула. Оглядела коридор внимательно. — Где он?!!!

— Простите, это я, — пояснил Саша. Уши горели. Хотелось провалиться на этаж ниже.

Медик долгую секунду молчал и смотрел на Сашу, видимо обдумывал сказанное.

— Ну, так и будем сидеть или войдем все–таки? — начал раздражаться врач.

Сашка подхватился и на нетвердых ногах пошел за доктором. В кабинете ярко горели люминесцентные лампы, белело оборудование, блестели в стеклянных шкафах биксы, склянки, медицинский инструментарий… Увидев последнее Сашка вздрогнул.