Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том 3

— Подъем, — скомандовал Сиверцев.

Тамплиеры сразу же поднялись, никто из них уже не спал. Все были рады, что у них появился новый спутник — лев, они зашагали дальше по дороге. Трудно было сказать, какое сейчас время суток, за густыми кронами было не видно, то ли солнце недавно поднялось, то ли стоит в зените, то ли уже заходит. Может быть, здесь не было времени суток, так же, как и времён года? С категорией времени у них сразу же сложились отношения очень неопределённые. Они шли по дороге, кажется, довольно долго, а, может быть, и совсем не долго. Чувства ожидания, нетерпения никто из них не испытывал. Казалось, они потеряли чувство времени, а может быть просто в лесу было хорошо.

Между тем, дорога постепенно начала сужаться, вскоре обратившись в тропинку, по которой двое уже не могли идти рядом. Тамплиеры вытянулись в цепочку, поневоле прекратив разговоры. Тропинка вывела их на большую поляну, и они, наконец, увидели над головами чистое голубое небо, впрочем солнца на небе не было, хотя было светло. «Так значит всё–таки закат или восход», — подумал Сиверцев. Но додумать эту мысль он не успел — взоры всех тамплиеров обратились к часовне, которая стояла посреди поляны.

Часовня размером со средний храм была сложена из аккуратно обтёсанных камней и находилась в прекрасном состоянии, хотя следов ухода за ней не было никаких. Такие основательные постройки редко нуждаются в ремонте, а потому трудно сказать, то ли десять лет назад построена эта часовня, то ли стоит уже тысячу лет.

Братья подошли к закрытым дубовым дверям. На них красовались литые серебряные ручки. Все прочитали молитву, Андрей взялся за ручку и осторожно потянул на себя. Дверь не шелохнулась. Потянул сильнее — тот же результат. Резко дёрнул — дверь осталась совершенно неподвижной.

Тамплиеры обошли часовню вокруг, заглянули в окна из идеально прозрачного хрусталя. Через окна хорошо просматривалось всё внутреннее убранство часовни. На её восточной стене висела икона — Господь Вседержитель, на южной — Георгий Победоносец, на северной — архангел Михаил. Вне сомнения, это была тамплиерская часовня. На каждой стене под иконами висели по три рыцарских щита белее снега с крестами алее крови. Щиты были явно приготовлены для них, но они не знали, как войти в часовню.

— Дверь — деревянная, а мечи у нас не игрушечные. За пять минут можем оставить от двери одни щепки, — сказал суровый Эстебан д’Албугера

— Дон Эстебан всегда заходит в дома молитвы столь необычным образом? — спросил Сент — Омер.

— Если любезный Годфруа подскажет способ более изысканный, все, без сомнения, будут ему благодарны, — без обиды, скорее задумчиво, ответил д’Албугера.

Братья бродили по поляне, с интересом рассматривали двухметровый крест чёрного мрамора, возвышавшийся недалеко от часовни. Под крестом лежала плита белого мрамора без каких–либо надписей или знаков. Решили, что это могила безвестного героя. Они долго так бродили в растерянности, наконец, Вальтер Одноглазый сказал:

— Братья, нам надо помолиться, тогда двери часовни откроются.

— Брат Вальтер, очевидно забыл, что мы все помолились, прежде, чем я взялся за ручку двери, — проворчал Сиверцев.

— При всём уважении, господин маршал… Мы не помолились, а лишь произнесли слова молитвы, — робко заметил Одноглазый.

— Пожалуй, ты прав. Что же делать?

— Пойдёмте все к мраморному кресту, встанем перед ним на колени и будем произносить слова молитвы до тех пор, пока в наших сердцах не родится чистая молитва.

— Но молится на могиле, даже не зная, кто в ней похоронен, это как–то не очень, — заметил Анри де Монтобан.

— Не думаю, что это могила, — задумчиво обронил Вальтер.

— А что? — спросил Анри.

— Ключ, — вдруг уверенно сказал Сиверцев, уже всё понявший. — Ключ к часовне.

Девять рыцарей Храма в белых плащах встали полукругом на колени перед чёрным крестом и, сложив руки на груди, начали хором шептать Иисусову молитву. Сиверцев прикрыл глаза, стараясь погрузить своё сердце в немногие простые слова, исполненные неисчерпаемой глубины. Иногда ему начинало казаться, что он действительно молится, и всё–таки он продолжал чувствовать в сердце сухость, говорившую о том, что это ещё не молитва. Открыв глаза через неопределённое время, он увидел, что на белой плите начинают понемногу проступать красные буквы, готовые сложиться в слова Иисусовой молитвы, но некоторые слова ещё и не начали появляться. Значит до сих пор никто из братьев ни разу не произнёс эти слова от всего сердца. Пока ярко обозначились только первое слово: «Господи».