Савва Дангулов - Государева почта + Заутреня в Рапалло

Но собеседник Сергея уже и сам решился выложить все до конца.

А чего тут не понять? — он приметил во тьме светлое пятнышко скамьи, пошел туда, увлекая за собой Сергея. Восхождение на холм далось ему не без труда. — Когда явилась нужда в русской экспедиции, призвали и даже воодушевили, когда нужда отпала, пренебрегли…

— Да так ли это, друг Стеффенс? — спросил Сергей.

— Так…

— Но что произошло?..

— Неспроста же у Вильсона вдруг зашлось сердце. Конечно, и президенты подвержены иногда сердцебиению, но, поверьте, добрый Серж, по иной причине, чем мы с вами…

— Значит, иной? Но какой именно?

— Нет, не только потому, что Колчак подошел к Волге и Будапешт стал еще одной красной столицей. Призрак революции бросил в холодный пот Лондон — не каждый день британские солдаты водружают кумачовый штандарт на своих казармах.

— Но Ллойд Джордж все–таки готов принять Буллита, — засмеялся Цветов.

— Готов принять? — насторожился Стеффенс, он ничего не знал об этом.

— Да, мне так сказали, — подтвердил Сергей.

— Хочет заручиться поддержкой на всякий случай, — улыбнулся, в свою очередь, Стеффенс, однако тут же стал строг, имя Ллойд Джорджа возникло для американца неожиданно. — Значит, готов принять? Да может ли это что–то изменить?..

— Я вас хочу спросить, милый Стеф…

— Не знаю, ничего не знаю… — У него была потребность ответить не столь уклончиво, а он сказал «не знаю».

Город затянуло туманом, вначале едва приметным, марлевым, потом он стал гуще, нарушив стройный порядок звездных миров. Казалось, туман объял и холм, полузатопив купол Сакре — Кёр, погасив его белизну.

— Нет беды в чистом виде! — осенило Стеффенса.

— Это как же понять?

— Все в Буллите!.. — вырвалось у Стеффенса. — Старая истина: потрясение лечит!

— Лечит? Значит, освобождает от иллюзий, Стеф?

— Даже больше, способствует прозрению! — почти торжествовал Стеффенс.

Большая лестница сейчас рушилась во тьму. Камень лестницы вспотел, ноги соскальзывали со ступеней, шаг стал осторожным.

— Да прозрение ли это? — усомнился Цветов, его скепсис был спасительным. — Прозрение и… Буллит — совместимо это?..

Усмешку Стеффенса трудно было скрыть, она обозначилась явственно.

— Вы полагаете, прозрение… не черта Буллита? — он задумался, пошел медленнее, держась края лестницы. — Но это особый вид прозрения, особый, — он остановился. — Простите, если моя мысль вызовет у вас несогласие, но это моя мысль!.. — он умолк. Как ни прочно было молчание, напряжение мысли ощущалось почти физически. — Есть люди, которые не сделали бы и шагу в жизни, если бы не страсть, которая их обуяла!.. Вы поняли меня? — Они пошли дальше, слышен был шаг Стеффенса, не очень–то уверенный. Мысль Стеффенса не торопила его, она требовала неспешного раздумья. — Разум может и не подвигнуть человека, астрасть подвигнет… Вы поняли меня? — поток ступеней оборвался, и Стеффенс, торопясь закончить мысль, остановился — понимал, разумеется, что это его калифорнийское произношение повергает Сергея в панику. — Какая страсть у Буллита?.. Одни зовут ее желанием обскакать всех и вся, другие желанием сделать карьеру… Нет, он не просто карьерный дипломат, ачеловек карьеры… — Стеффенс засмеялся, ему нравилось то, что он хотел сейчас сказать. — Доверился страсти и очутился в Москве. Повторяю, разум не завел бы так далеко, астрасть завела!.. Пожалуй, во всех иных случаях открытие Москвы было бы для него равнозначно открытию Венеры, атут вмешалась страсть, при этом не столь уж возвышенная, и дала такой толчок, что Буллит очутился в Москве… Только подумать: Бул-

лит в Москве!.. — Он сжал руку Сергея, дав понять, что готов продолжить путь. — Буллит, разумеется, считает, что от поездки в Москву никто так много не проиграл, как он… А я убежден, от этой поездки именно он и выиграл!.. Вот моя философия, я стою на ней: у человеческой природы два корня — светлый и темный. Если твои истоки не породил день, то обязательно они уходят в ночь. Великая заслуга не отторгнуть от себя дня, и человек, сколько может, должен к этому стремиться. Но мы должны видеть, что выбор у нас невелик — два корня, только два. Вы поняли меня?.. — Видно, Стеффенс решил не оставить камня на камне от сложившегося представления о себе, о том, что ему не чужды и расчет, и трезвая оценка положения. — Если даже наша экспедиция потерпит неудачу, ее тайну трудно будет сохранить… — он охорошил бородку. — Вы и теперь недоумеваете? — он взял бороду в обе ладони, будто желая придать ей форму, которой недоставало. — Одним словом, должен быть вариант ее легализации… Вы поняли мою мысль? — подмигнул он Сергею. — Короче, может случиться так, что вам придется выехать в Христианию к Нансену…