Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том второй

Барбье, улыбаясь, спросил: «А кто ваш любимый святой?». Дети, наперебой, закричали: «Елизавета и Виллем, господин комендант». Высокий, крепкий, голубоглазый мальчишка, один из близнецов Мерсье, независимо заметил:

– Святой Франциск Ассизский, господин комендант. Когда я вырасту, я стану священником… – за дальней партой укрылась совсем маленькая девчонка в вязаной шапке:

– Дочка экономки, лишайная, – вспомнил комендант, – я их бумаги регистрировал. Она везде с псом бродит… – пес местной породы не отходил от девочки. Барбье считал, что лучше овчарок и доберманов ничего нет. Комендант не доверял даже бельгийским овчаркам. Свору для лагеря привезли из Дахау в особом вагоне. Шавка, комок черного меха, свернулась клубком у ног девчонки. Пес носил хороший кожаный ошейник:

– Маргарита, верно… – Барбье заметил длинные, черные ресницы девчонки, – три года ей. В справке написано, что она заразная… – ему не понравился нос малышки, с заметной горбинкой. Глаза у нее были большие, голубые. На белых щеках виднелись летние веснушки:

– Святая Тереза из Лизье… – пискнула девчонка, – но я стану принцессой, когда вырасту… – Барбье ее не касался, но все равно прошел в ванную, вымыть руки. В чистой комнате лежало простое мыло и холщовые полотенца. Мадам Дельпи, одобрительно подумал комендант, свое дело знала.

Если бы экономка не была такой бледной и скромной, она даже могла бы сойти за хорошенькую женщину. По бумагам мадам оказалась вдовой, уроженкой Вервье, городка рядом с Льежем. Экономка предъявила справку о том, что ее муж погиб при Дюнкерке. Близнецы Мерсье оказались детьми ее соседки, недавно умершей от чахотки.

Барбье смотрел на католический стальной крестик, на темное платье женщины:

– Едва за двадцать, а одевается будто монахиня. Хотя я слышал, что священники живут с экономками… – мадам Дельпи вела хозяйство прелатов. Отцу Андре шел седьмой десяток, однако новый священник, по мнению Барбье, вполне мог соблазниться почти отсутствующими прелестями экономки. Женщина шмыгала по поселку, как мышка. Раз в неделю она ездила в Льеж, за провизией.

Гауптштурмфюрер сначала хотел организовать за ней слежку, но потом зевнул:

– Зачем? Тихоня, она собственной тени боится. Даже если она в городе с отцом Виллемом развлекается, это не мое дело.

Мадам Дельпи аккуратно ходила к мессе с детьми из приюта. Учились они с поселковыми ребятишками. Барбье забрал поселковую школу под штаб. Дети теснились по сорок человек в классе. Обучали их по инструкциям, присланным из Берлина. Из программы выбросили Шарля де Костера, как неблагонадежного писателя. На уроках читали спешно переведенные отрывки из «Майн Кампф», в классах развесили портреты фюрера. Распятия, правда, в школе остались. На этот счет указаний не поступало.

Из библиотеки давно убрали книги евреев и коммунистов, устроив костер на площади. Перед бывшим шахтерским клубом, где размещалась комендатура, поставили щит, где вывешивались распоряжения администрации, коллаборационистская газета Le Pays Réel, и плакаты, призывающие вступать в добровольческую дивизию СС «Валлония». На лбу мужественного юноши, в стальной каске, с молниями каждую неделю появлялось крепкое словечко на валлонском диалекте. Барбье менял плакаты, хулиганов поймать не удавалось. С осени, с начала призыва, в Мон-Сен-Мартене в дивизию не записался ни один человек.

Мадам Дельпи принесла кофе священникам и какао детям. Отец Андре, ласково, сказал:

– Agimus tibi gratias, omnipotens Deus… – ребята наперебой продолжили:

– …pro universis beneficiis tuis, qui vivis et regnas in saecula saeculorum… – под столом Маргарита дала Гамену кусочек блина. Собака лизнула пальцы девочки.

Они все знали, как их зовут, на самом деле, знали, кто такая мадам Дельпи. Отец Андре и отец Виллем объяснили, что это игра:

– Пока идет война… – улыбнулся старший священник, – мы будем в нее играть. Нам станет веселее, милые, но надо всегда соблюдать правила… – Маргарита и ее братья начали играть еще до Мон-Сен-Мартена. Другие дети тоже приехали из католических приютов, с чужими документами. Маргарите немного завидовали, она жила в одной комнате с матерью. Все остальные предпочитали не говорить о родителях, хотя Иосиф и Шмуэль были уверены, что мать после войны заберет их домой. Об отце они не упоминали. Дети знали, что отца увезли на восток, как и других отцов и матерей ребятишек, что жили с ними в приюте. Кто-то из подростков хмуро сказал:

– Оттуда не возвращаются, поверьте моему слову… – мальчика вытолкнул из вагона, шедшего на восток, его отец. Подростка со сломанной ногой подобрал путевой обходчик. Старик скрывал мальчика дома два месяца, а потом через иезуитов его отправили в Мон-Сен-Мартен. Весь поселок тоже участвовал в игре. В церкви Маргарите даже становилось смешно. Она оглядывала заполненные людьми ряды скамей: