– Дебора с Аароном редко видятся. Понятно, что тяжело детей завести, когда он в плавании. И неизвестно, куда новый эсминец пошлют, в Атлантику, или на Тихий океан.
Дебора ушла переодеваться в праздничное платье. Меир сложил ей сумку для госпиталя. Она накрыла на стол. Невестка приготовила цыпленка на гриле, с рисом и салатом из зеленой папайи. Вынеся из кухни кокосовый торт, Дебора улыбнулась:
– Аарон научил меня куриц резать. Здесь птицы много, рыба свежая, фрукты круглый год… – она немного, пополнела с прошлой весны. Меир подумал:
– Может быть, она ребенка ждет. Не принято о подобном говорить. Госпиталь здесь хороший, все пройдет отлично… – перед больницей Дебора навещала вдову капеллана Крэйга. Девушка грустно сказала:
– Он раньше с Аароном служил, на западе, где мы познакомились. Очень хороший человек. Тоже во флот перешел. У него двое детей сиротами остались… – епископальный священник погиб при бомбардировке гавани.
Девушка подхватила сумку:
– Я миссис Крэйг тоже обед приготовила. Ей не до кухни сейчас, у нее дети на руках… – Дебора надела темно-зеленое, шелковое платье, прикрыв голову легкой соломенной шляпкой. Меир, отчего-то подумал:
– На пляж ей нельзя ходить. Но, наверное, они с Аароном купаются вдвоем. Это разрешено, если в уединенном месте… – платье опускалось, ниже смуглых колен. Чулки невестка не носила, на Гавайях круглый год стояло лето. Рукава закрывали локоть, скромный стальной хронометр блестел на тонком запястье. Темная прядь падала из-под шляпки на плечо. В ложбинке, ниже шеи, переливалась, на золотой цепочке маленькая звезда Давида. Перехватив его взгляд, Дебора смутилась:
– Аарон подарил, в Сан-Франциско. Когда нас переводили с базы на Гавайи… – от нее пахло чем-то горьковатым, тревожным. Меир мучительно велел себе:
– Хватит. Она жена брата, прекрати думать о подобном… – он узнал запах горечавки, цветка Монтаны. Он вспомнил лиловые лепестки в букете невесты, аметистовое ожерелье на стройной шее. Дебора спустилась по ступенькам:
– Хорошей тебе субботы. У Аарона отдельная палата… – она опять покраснела, – завтра в синагоге встретимся… – брат вел службы в госпитальной часовне, вернее, палате, очищенной от коек.
Выйдя на крыльцо коттеджа, Меир помахал невестке. На огромном небе виднелись первые звезды, шумел океан. Она, немного покачивала узкими бедрами, каблуки цокали по выложенной камнем дорожке. Ветер играл темными локонами на спине. Зеленый шелк пропал за поворотом, стих звук ее шагов. Меир закрыл глаза:
– Любовь моя, цвет зеленый, зеленого ветра всплески… Не смей, не смей… – в сердцах захлопнув дверь, он вернулся в дом.
В чисто вымытые, покрытые изморозью окна, било яркое утреннее солнце. В беленой столовой, с распятием на стене, и фотографией Его Святейшества, вкусно пахло свежими гречневыми блинами. В кладовой приюта стояли ровными рядами банки с льежским сиропом.
Прошлая осень выдалась теплой. В садах шахтеров ветви яблонь и груш склонялись от тяжести плодов. Почти каждый день в приюте появлялись плетеные корзины с фруктами. Мадам Дельпи, экономка, со старшими девочками, закатывала банки с джемами, варила сироп и делала пастилу. Старший священник, отец Андре, отправил коменданту Барбье, подарки, присовокупив свежего меда с пасеки месье Верне. В приюте жили куры, на заднем дворе мадам Дельпи успела разбить небольшой огород.
Завтрак экономка готовила с воспитанницами, поднимаясь в семь утра. Мальчики с отцом Виллемом разжигали плиту и котел в подвале.
Мон-Сен-Мартен стоял на богатейшей угольной жиле в стране, но, по распоряжению коменданта Барбье, церкви и приюту выдавали не сортовой уголь, всего несколько раз за зиму. Гауптштурмфюрер во всеуслышание заявлял:
– Чем холоднее в церкви, тем меньше там болтается людей. Бесконечные мессы отвлекают от работы… – с «Луизы», самой крупной шахты бывшей «Компании де ла Марков», убрали наемный персонал. «Луизу» окружили колючей проволокой, с вышками для автоматчиков. Туда гоняли заключенных евреев из концентрационного лагеря. Бараки располагались за окраиной Мон-Сен-Мартена, тоже обнесенные колючей проволокой. Жены шахтеров знали, когда колонну поведут, в сопровождении собак, на «Луизу». Женщины выстраивались вдоль обочины. Иногда им удавалось передать кому-то из заключенных хлеб или вареную картошку.
Читать дальше