Григорий Родственников: Воин Севера. Сборник остросюжетных рассказов

– Неужели он так хорош? – меня уже разбирало любопытство.

– Сейчас вы сами в этом убедитесь!

Пленник был высок и очень худ. Из одежды на нем были простые парусиновые штаны и некогда белая просторная рубаха. Сейчас рубаха была неимоверно грязна и дырява.

Он вышел из каземата, заметно прихрамывая и щурясь от яркого солнца. Остановился, разглядывая меня равнодушно и устало.

– Дайте ему оружие! – сказал я. – Хочу оценить его мастерство.

Французу подали ржавую рапиру с затупленным концом.

Я с негодованием повернулся к губернатору, – Дон Мигель, вы решили оскорбить меня? Может, вы дадите ему деревянную палку?

– Что вы, дон Хуан! Как вы могли такое подумать?! Я же рассказывал об участи несчастного Герреро! Если с вами что-нибудь случится, ваш батюшка сживет меня со света! – И, тем не менее, я требую, чтобы пирату дали настоящее оружие!

Было видно, что дон Мигель сильно опечалился, но не стал возражать, он кивнул одному из солдат и пленнику падали острую рапиру. Несколько стражников взяли француза на мушку. Он стоял, довольно разглядывая обретенный клинок, затем несколько раз взмахнул им, посмотрел на меня и улыбнулся.

Я вытащил шпагу и встал в стойку.

– Ну, господин пират, покажите свое искусство. – сказал я ему по французски.

– А не пожалеете? – ответил он тихим голосом.

– На все Божья воля.

– Извольте.

Никогда ранее я не встречался с таким мастером. Француз не делал ни одного лишнего движения. Рапира в его руке казалась ее продолжением. Сначала мы медленно кружили, нащупывая друг у друга слабые места. Затем пират провел несколько обманных атак, я не поддался. Француз одобрительно хмыкнул. Я видел, что фехтование со мной доставляет ему удовольствие. Он то убыстрял темп, то переходил в глухую оборону. То неожиданно проводил замысловатый финт, то намеренно открывал мне свою грудь, якобы для выпада. Он постоянно улыбался. Мне же было не до смеха. Я понял, что его искусство во многом превосходит мое. А я ведь учился у лучших мастеров Европы. Мне стало обидно. Я вспомнил несколько запрещенных приемов, которые перенял у заезжих бретеров. Обманный выпад, уход в сторону, укол снизу. Моя шпага проткнула грязную рубаху противника и коснулась его бока. Выступила кровь. В его голубых глазах мелькнуло осуждение. Но в следующую секунду, он обрушил на меня град ударов. Сверкающий клинок жалил меня справа и слева, мелькал у самого лица, сбил с меня шляпу, распорол кружевной воротник и, наконец, острой болью взорвал левое плечо. Я почувствовал, что мой рукав тяжелеет от крови. Но этот пропущенный удар придал мне ярости. Наши клинки мелькали в воздухе, как крылья стрекоз. Я снова ранил француза в бок, он не остался в долгу и, из моего правого бедра в сапог полилась струйка крови.

Мы оба устали. Пот застилал глаза. Я чувствовал, что слабею, но и у француза на рубахе расплывалось темное пятно. Он заметно шатался. К тому же, он не был таким подвижным, как я, ведь он был хромой. Наступил момент, когда я понял: скоро я убью его.

– Я хочу знать ваше имя, господин пират!

– Я не пират, – хрипло откликнулся он, – А флибустьер! Хотя вы и подобные вам, не видят особой разницы. Мое имя вам ничего не скажет. Но, если вы хотите знать, извольте. Шевалье Анри де Бланше!

Я остолбенел. И мое замешательство едва не стоило мне жизни. С трудом я парировал нацеленный мне в грудь удар, отскочил в сторону и закричал: – Стойте, сеньор! Я не желаю с вами драться!

Шевалье опустил руку и рапира выскользнула из его пальцев, он пошатнулся, но устоял на ногах. Один из солдат поднял оружие и грубо схватил пленника за ворот: – Пошли, каналья, обратно на привязь!

– Отставить! – рявкнул я. – Дон Мигель, прикажите перевязать пленного! И дайте ему чистую одежду! Такой враг достоин уважения!

Я проследил, чтобы мой приказ был выполнен, после чего позволил дону Мигелю увлечь меня в прохладную беседку, где губернатор самолично смазал мои раны какой-то вонючей мазью и наложил повязки.

Ночью я не спал. Подумать только, я чуть не убил человека, который спас жизнь моему отцу. Я не буду таким неблагодарным. Я приготовил узелок с едой, доверху наполнил пороховницу «роноэле» и чтобы он не вытек по дороге, тщательно залил сургучом. Затем я взял факел и отправился к темнице.

Стражник глядел на меня испуганно. Когда я сказал, что желаю говорить с пленным, он побледнел и пролепетал, что-то на счет приказа губернатора. Я сунул ему в руку реал, отобрал ключи и спустился в каземат. Анри де Бланше сидел у стены на серой соломе и улыбался.