Но свидетельство осталось.
Два года проучилась в университете на юрфаке и с началом Первой Мировой ушла на фронт медсестрой.
Три года на войне.
За Веру, Царя и Отечество.
За Россию монархическую.
В гражданскую – она тоже сестра милосердия.
У белых. У Колчака.
Два года.
За Россию республиканскую. Без Царя.
Но в 1919 году с Ниной Комаровой происходит странная ме-таморфоза – она вдруг объявляется в Политотделе 5 Красной армии, в комитете по ликвидации неграмотности и становится не то членом ВКП (б), не то кандидатом в члены.
Согласитесь…
Но, видимо, время было такое – люди ложились спать ли-бералами, просыпались с партбилетом.
И наоборот.
А может – так было выгоднее – проснуться другим чело-веком.
У хабиасоведов нет ясного представления о псевдониме Ха-биас.
И даже непонятно, где ставить ударение.
Скорее всего, на последнем слоге.
По одной из версий, псевдоним связан с популярной доре-люционной детской сказкой писателя и художника Валерия Кар-рика, полурусского, полушотландца, где странного вида «хобiа-сы» приходили по ночам из лесу пугать детей и пожирать стари-ков, пока их не съела охотничья собака.
Однако, приехав летом 1921 года в Москву и устраиваясь на работу в комиссию по ликвидации неграмотности Нина Ха-биас, заполняя в анкете графу «семейное положение», напи-сала – вдова.
И подписалась – Нина Хабiас – Комарова.
Зачем писать в анкете комиссии по ликвидации неграмот-носности литературный псевдоним?
Следующую анкету будет заполнять уже следователь ГПУ.
В середине марта 1922 года Хабиас и Грузинов были арес-тованы за свои тоненькие брошюрочки стихов, отпечатанные в обход установленных советским государством правил.
Тюремное
Сырость ворванью киснут
стихи и рыжий клоп
стенке головою мыслями
клочечек неба голубом
вперлись площицею мой глазу
трухлой тюря белок
это на мне железные спазмы
и прищемлень тупой замка
ах знаю другую теперь ты
когда я камеру бетон хрящиком бью
папа и Смольный мне не поверили
матрасика голода соломой жевать
небо простенком простынку засунули
железный брусок по щекам
пращуры верю небесными заступом
главный ударят набат
1922
«ах знаю другую теперь ты
когда я камеру бетон хрящиком бью…»
…носом в сырую тюремную стену, в ожидании срока, или да-же расстрела,
а любимый изменяет…
тоска…
но гражданский муж её Иван Грузинов тоже сидит…
Или не знала…
Ну да это личное.
За брошюрочку со стилизованным фаллосом в сто экземп-ляров, конечно, не расстреляют,
да и не фаллос интересует ГПУ и не обсценные буковки —
кто и где без ведома советской власти отпечатал книгу? —
вот в чём вопрос.
Ну, дадут лет пять Соловков – это ж не контрреволюция, просто бранные слова…
Но Нина свято верит в небесное заступничество своих пред-ков, включая покойного мужа (она же – вдова) —
«пращуры верю небесными заступом
главный ударят набат» —
и следователь с её слов запишет в анкете:
муж – Степан Платонович Оболенский, князь,
командир егерского батальона особого назначения,
начальник мобилизационного отдела при правительстве
Колчака.
Егери – с немецкого – охотники.
И переводя на современный язык – это армейская разведка, спецназ Белой армии.
Вряд ли пылающий симпатиями к большевикам.
И сколько красных головушек успел порубать этот княжина – егерь Оболенский, пока сам не лёг.
То есть – подследственная Комарова честно призналась, что была замужем за лютым врагом советской власти —
а куда ей было деваться – всё равно установят.
Но в 90-тые, воскрешая биографию поэтессы, дотошные ха-биасоведы раскопали:
– «В родословиях князей Оболенских человека с таким именем НЕ НАЙДЕНО.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.