Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть девятая

– Тем более, Максимилиан здесь три года назад бойню устроил. Тогда Элиза с Маргаритой погибли, близнецов, с Виллемом, на восток отправили… – танк зарычал. Хупфер, из башни крикнул:

– Замок, о котором вы говорили, полковник! Ваших родственников дальних. То есть его остатки… – Меир и сам видел развалины, в прорезь щитка. Шерман вырвался из лужи, Хупфер велел радисту:

– Передавайте по колонне, мы форсируем реку. Понтонная переправа здесь ни к чему… – ревели танки, радист отозвался:

– Западный и северный фланги тоже рядом. Больше они никого не потеряли… – шерман разбрасывал гусеницами грязь, танки шли через Амель. За шумом двигателя, Меир едва разобрал голос командира:

– Здесь и города нет, одни руины и бараки… – танки выбрались на широкое, вдребезги разбитое шоссе:

– Можно на броню вылезать, – распорядился Хупфер, – немцам просто негде было снайперов посадить… – передав рычаги второму механику, Меир оказался наверху. Свежий ветер бил в лицо, он смотрел на серые бараки, на городской границе, на обгоревшие стены, каменных домов: – После войны они все восстановят, обязательно. Но у де ла Марков не осталось наследников… – на башне танка трепетал старый, истертый флаг США. Хупфер возил знамя с собой со времен высадки в Нормандии. Командир прищурился:

– Полковник, смотрите… – Меир спрыгнул вниз, в разъезженную грязь. Навстречу танкам шли женщины и дети, им махали, кто-то кричал, по-французски:

– Добро пожаловать, спасибо вам, спасибо… – танкисты останавливали машины. Меир заметил две фигуры, на вьющейся, выложенной камнем дороге, уходящей к развалинам замка. Маленькая девочка, в старом, шерстяном, красном пальтишке, и такой же шапочке, со всех ног, бежала вниз. За ней торопилась высокая женщина, в штанах и куртке. Шапка слетела на дорогу, черные, кудрявые, пышные волосы заиграли золотом, в лучах заката. Выскочив на обочину, девочка кинулась к Меиру:

– Вы американцы, – тараторила она, – мы вас так ждали, так ждали… – ясные, голубые глазки взглянули на Меира. Он присел, раскрыв объятья, девочка засопела ему в ухо. Сзади плясала черная, пушистая собачка, с загнутым бубликом хвостом. Пес лаял, девочка обнимала Меира:

– Это Гамен, мы с ним три года вместе жили. Это тетя Роза, – она указала себе за спину, – она обо мне заботилась. И все заботились, – девочка махнула в сторону бежавших навстречу танкам женщин, – а дядя Эмиль больше всех. Только я его не вижу… – она склонила голову набок: «А вас как зовут, дядя?»

– Полковник Меир Горовиц… – девочка ахнула:

– У тети Эстер была такая фамилия. Вы ее брат, младший, мамочка мне говорила. Мою мамочку немцы убили… – она запнулась, – и папу тоже… – Меир, все еще, не верил. Маленькая ладошка, в аккуратно зашитой перчатке, легла в его ладонь: «Меня зовут Маргарита Мендес де Кардозо, – девочка улыбалась, – здравствуйте, дядя Меир!».

Федор давно не спускался под землю, и забыл стылое, промерзшее молчание, в ходах шахт. По его подсчетам, время близилось к полуночи. Они пробрались на рудничный двор, на окраине Мон-Сен-Мартена, плутая между обгоревшими остатками стен, среди занесенных снегом, крохотных огородов:

– Мы здесь овощи выращиваем, – хмуро сказал их проводник, – то есть выращивали, летом… – мать мальчика умерла от воспаления легких:

– Прошлой зимой… – легкая тень скользила впереди, в сгущающейся темноте, – тогда доктор Лануа еще жив был. Немцы его этой осенью расстреляли. СС нашло у него ваши, то есть американские продукты, из посылок, которые летчики сбрасывали. Мы провизию в поселок приносили… – парень замедлил шаг, – у нас трофейные рационы имелись, а здесь ребятишки растут… – Федор хотел сказать, что после войны мальчик тоже вырастет:

– Что это я… – поправил он себя, – парень взрослее многих… – по дороге они не курили, не желая привлекать внимания. Завидев деревянную ограду, с колючей проволокой, Федор приказал:

– Последняя сигарета, перед спуском. Осторожней, немцы под землей пока, но вдруг они кого-то на поверхности оставили… – мальчик курил в кулак:

– Маме лекарства понадобились, немецкие. Я в Мальмеди пошел, брат доктора Лануа настоятелем в аббатстве был. Немцы им разрешали госпитальной аптекой пользоваться. Здесь, в Мон-Сен-Мартене, они приказали никого не лечить… – мальчик вернулся домой с порошками, но было поздно:

– Аббат приехал, тайно, – он выбросил окурок в слежавшийся, покрытый угольной пылью снег, – маму отпел, в бараке… – отобрав здание рудничного госпиталя, немцы запретили класть туда больных из поселка. Федор хотел что-то сказать, но только кивнул: «Да». Они легко миновали забор, мальчик показал на пустынный, заброшенный рудничный двор: