Владислав Мирзоян - Есенин. Гибель. Золотой брегет

– «Айседору подозревали в том, что её использовали в ка-честве дружественного курьера Советского правительства для доставки бумаг в Америку».

То есть – Дункан нечто среднее между советской дипкурь-ершей и шпионкой!

Но шпионы обычно вЫвозят «бумаги», а она привезла.

И какие такие секретные «бумаги» доверило советское пра-вительство полуголой плясунье в тунике?

Бесценные для каждого большевика рукописи Карла Мар-кса?

Которые в Америке вряд ли кому нужны.

Или шифровки нелегалам по почтовым ящикам рассовы-вать?

Да Дункан их потеряет, или в такси забудет, раньше, чем до-едет. А если чудом не забудет, то ящики перепутает точно.

По прибытию в Америку, Дункан и Есенина на берег не вы-пустили и они провели под арестом вечер и ночь на пустом па-роходе.

Но раз был ордер на арест, логично предположить, что мог быть ордер и на обыск.

И он, скорее всего и был.

А где «бумаги»?

Наверное, Дункан успела их съесть.

Представьте – Дункан-Есенина сидит в каюте на полу над че-моданом и, затравленно озираясь на дверь, жуёт-давится со-ветскими секретными бумагами.

Есенин-Дункан помогает.

– Слюна кончается, сметанки бы неплохо, – мычит с полным ртом Есенин.

И тут в дверь настойчиво постучали федералы…

Прокопавшись всю ночь, к утру федеральные агенты, конеч-но, ничего не нашли.

Никаких «бумаг».

Но ведь дыму-то без огня не бывает.

Что-то ведь было.

Иначе – с чего весь этот сыр-бор?

Но больше о «бумагах» ни у кого ничего ни слова.

Шнейдер не пишет – понятно. Он советский человек и член партии, ему все эти происки американских спецслужб смешны и противны.

А вот воспоминания умирающей Мэри Дести, сидя у её кро-вати в госпитале, записывал американский журналист…

Дункан погибла, Дести умирает…

Чтоб человек присмерти, да чего-то боялся…

Кроме смерти…

Может, Дести, что и сказала…

Да и наверняка…

Но чтоб журналист, да не записал о «секретных бумагах»!

Да даже если их не было, журналист их выдумает – мне са-ма Мэри Дести перед смертью рассказала.

А журналист тот – больше ни слова.

Но драматургию книги воспоминаний Дести о Дункан он вы-страивает так, что, если внимательно вчитаться, нелепая гибель Дункан выглядит не такой уж и случайной.

Но – только намёки, только намёки – не более и не более.

Ибо на этих «бумагах» сошлись такие интересы и в них были заинтересованы настолько влиятельные люди, что журналисту не очень хотелось повторить ни судьбу Есенина, ни Дункан.

Но, прежде чем ужасаться коварству таинственных губителей Дункан, давайте вспомним, как она погибла.

Но сперва – как она – чуть не погибла.

Воспоминания Дункан «Моя жизнь», 1902 год:

– «В Вене, в гостинице «Бристоль», меня поместили в одной комнате с рыжеволосой девушкой, называемой Нянюшкой, за её всегдашнюю готовность приласкать и полечить всякого, у кого болела голова.

Как-то около четырех часов утра Нянюшка встала, зажгла свечу и, подойдя к моей кровати, объявила:

– Бог мне приказал тебя задушить!»

Это было в Вене, городе музыки и Моцарта,

Дункан было тогда – 25 лет.

Как потом окажется – ровно половина жизни.

Дункан, «Моя жизнь»:

– «Мне приходилось слышать, что никогда не следует пере-чить помешанному, если его охватит внезапный припадок сума-сшествия. Несмотря на испытываемый страх, мне удалось взять себя в руки настолько, чтобы ответить:

– Хорошо. Только сперва дай мне помолиться!

– Молись, – согласилась она и поставила подсвечник на сто-лик около моей кровати.