Дмитрий Барчук - Александрия

Я хоть и с неохотой, но выполнил ее просьбу.

Людмила, утопая на длинных каблуках в рыхлом прибрежном песке, кое-как доковыляла до речки. Притронувшись кончиками пальцев к воде, она мечтательно зажмурилась, как кошка в предвкушении Kitekat, и пропела:

– А вода такая теплая! Ты не хочешь искупнуться?

Я уже заподозрил ее в коварстве и решил не поддаваться:

– Нет. К сожалению, у меня нет с собой купального костюма.

Неклюдова с понурым видом поплелась назад к машине. Но ее смирение было напускным, ибо, едва усевшись на сиденье, она внезапно повалилась в мою сторону. Ее шальные глаза оказались прямо перед моими глазами, ее обычно тонкие губы неожиданно расцвели пышным бутоном и почти касались моих губ, а правая рука легла на мое бедро и стала подниматься по нему все выше и выше. Она так жарко дышала, что казалось, вот-вот опалит мне лицо. Ее груди вздымались под серебристой тканью. Мое мужское естество не могло не откликнуться на такой явный вызов. Увидев это, она заворковала, как голубка, и стала расстегивать молнию на моих брюках.

– Как же я давно ждала этого мгновения, милый, – сладострастно шептала она мне в ухо, все глубже вдавливая меня своим телом в сиденье. – Ты же сам этого хочешь тоже. Признайся, что я тебе нравлюсь…

Она и впрямь была дьявольски привлекательна в этот миг. Ее резкие черты лица сгладились, и она расцветала и таяла, обнимая меня.

Мое подсознание было уже во власти этой женщины, но на секунду в мозгу мелькнул образ Татьяны. И этого мне хватило, чтобы с силой оттолкнуть от себя Людмилу.

Она так отлетела, что даже слегка ударилась головой о стекло.

– Ты что? – непонимающим взглядом смерила она меня и стала успокаивать: – Леньки что ли испугался? Да не бойся ты его, дурачок. Это он только с виду такой грозный, а меня он не тронет. И мужиков моих не трогает. Потому что боится. Меня боится. Ты думаешь, он не знает, что я ему изменяю. Знает, но терпит. Ленька – мужик понятливый, бабью сучью натуру изучил. Пока баба молодая, ей нужно натрахаться досыта, чтоб на старости лет было хоть что вспомнить. Ну иди же ко мне, мой красавчик. У нас с тобой будет настоящая еврейская свадьба! Я же чувствую, как ты меня хочешь. А как я-то тебя хочу…

Вместо ответа я завел двигатель и, оставив за собой облако пыли, махом взлетел на своей ретивой «семерке» на пригорок. Лишь когда мы выехали на шоссе, я позволил себе бросить в сторону Людмилы косой взгляд. Она сосредоточенно рассматривала в окне вечерние подмосковные пейзажи и больше ничего не говорила.

Поздно вечером я отвез жену в частную клинику, где она наблюдалась. До плановых родов оставалось еще целых две недели, но ей стало настолько плохо, что дальше оставлять ее дома было опасно.

На следующее утро все столичные газеты цитировали заявление американского валютного спекулянта Джорджа Сороса о неизбежной девальвации рубля. В обменных пунктах за долларами выстроились огромные очереди. К полудню баксы подорожали на десять процентов. Многие банки (в том числе и наш) прекратили продавать валюту, а только покупали ее.

В вечерних новостях по ящику показали президента. Он шел по летному полю к самолету и на ходу, по-уральски растягивая фразу, как бы нараспев, уверенно заявлял:

– Я еще раз повторяю: никакой девальвации не будет…

А Татьяне становилось все хуже и хуже. Главный врач клиники сам позвонил мне на мобильный телефон и попросил срочно приехать.

– У вашей жены серьезное воспаление. Мы опасаемся за жизнь и матери, и ребенка, поэтому будет лучше, если мы вызовем преждевременные роды. Но, может быть, придется даже делать ей кесарево сечение, – поведал мне лучший гинеколог Москвы.

Я только спросил у него:

– Когда будет операция?

Доктор почесал свой седой затылок и ответил:

– Еще денек подержим ее на укольчиках. Снимем рецидив. А в понедельник с утра и ребеночка на свет божий попросим.

Хороший муж в такой критический момент должен быть рядом с женой. Но я, похоже, по роду своей деятельности не мог относиться к их числу. Все воскресенье я провел в офисе. По всем подразделениям холдинга я разослал приказ о немедленном перечислении всех рублевых средств на счета управляющей компании для последующей незамедлительной конвертации в валюту. Управляющим филиалам банка было дано строгое указание в понедельник с утра избавиться по любой цене от государственных облигаций.

С Таней я разговаривал только по телефону. Она держалась молодцом, пробовала даже шутить и настаивала, чтобы я не волновался за нее и ребенка, а занимался работой.